Аллочка

Рассказ является художественным вымыслом. 

Все события и герои, в том числе, лирический, выдуманы и в реальности не существуют. 

Любые совпадения случайны.

Маленькие европейские города легко любить. Они прямо для этого и придуманы, эти мощеные улочки, такие узкие, что на стенах домов в поворотах красуются полосы автомобильной краски. Это так игрушечно и трогательно,  особенно если ты не едешь по этой улочке на своей машине по делам, а просто гуляешь. Касаешься рукой следов чьего- то неумелого вождения, и охаешь, надо же, да, совсем узко, острый поворот, да еще в крутую горку, да уж, тут даже на смарте не впишешься... А потом сворачиваешь на выщербленную лестницу, протискиваешься между домов, и невольно заглядываешь в чье то окно, потому что невозможно идти не вплотную к этому окну, а на окне - белые занавески и обязательно герань, и если совсем повезет, то еще и кот, равнодушно наблюдающий за редкими прохожими.

И для чего же еще, скажите, если не для того чтобы восхищаться, созданы эти
открыточные виды, которые так удобно фотографировать с заботливо устроенных смотровых площадок. Стоишь перед низенькой каменной оградкой, по которой снуют сухие горячие ящерицы, а прямо под ногами обрывается серая отвесная скала, а под ней - оранжевые крыши, утопающие в буйной зелени, и все это как будто не построено, а нарисовано. Ведь само по себе у людей не могло так хорошо и стильно получиться, ведь у людей всегда получается какая-нибудь разномастная безвкусица, а не вот такая визуальная идиллия. Нет, что то тут не просто, наверное, какой-нибудь очень строгий муниципальный закон регламентирует, какой черепицей можно крыть крыши, и в какой цвет должен быть выкрашен забор и ставни.

Или как не влюбиться в старый рыбацкий порт, с его невысоким белым маяком и натруженными разномастными шаландами. Они настолько не элегантны, что пропорциями напоминают растоптанные угги, и совершенно не понятно, как их не опрокидывает в море первая же волна. Но они такие живописные, такие настоящие, и
так хорошо смотреть на них из маленькой кафешки, где можно заказать мадеры и жареных осьминогов, удивиться щедрости порции, сказать ой, куда ж мне столько, но подъесть все, и еще вымакать масло чесночной корочкой...

- Хорошо сидим, - Толик махнул официанту, - Ван мо бир. - проговорил он, не заморачиваясь произношением,  - Плиз.
Я поморщилась. Это была третья пол-литровая кружка. После пары объемных рюмочек на аперитив. Которые, в свою очередь, следовали за порцией рома с колой. И что-то там было еще с утра, баночка холодненького, просто для ясности сознания, так сказать... Его взгляд уже не поспевал за поворотом головы, фразы стали короткими и скомканными, а движения - ватными и неуклюжими. Я покосилась на Надю. Она цедила свое белое вино со льдом, уткнувшись в айфон, и ее вид не выражал ни малейшего раздражения. Казалось, вообще ничего не выражал.
Слава богу, Данила не заказал третью за компанию. Он попросил счет и пошел в туалет, я нагнала его в коридоре.
- Вы же обещали не напиваться.
- Так никто и не напивается, где ты видишь?
- Толя напивается.
- Ой, перестань, все нормально.
Я чувствовала подкатывающее отчаяние. Как я это вынесу целых три недели?

В этот раз нас собралась большая разномастная компания. Наш капитан Влад, яхтсмен-гонщик; Толик - давний приятель Данилы, они вместе работали еще в старой конторе; его подруга Надя, которую мы все увидели здесь первый раз; Дима и Катя – друзья Влада, они должны присоединиться к нам через три дня.
В нашем распоряжении – 45-ти футовая «Бавария» и запланированные маршруты по живописным островам  Атлантики. Отпуск обещает сложиться просто восхитительно, если бы не одно  маленькое «но», о котором не пишут в учебниках по яхтингу.  Любить людей гораздо труднее, чем пейзажи, особенно если ты вынужден круглосуточно взаимодействовать с ними на 15- ти метрах весь отпуск, хотя в мирной жизни вы в лучшем случае обходитесь одним сообщением в год, когда в фб всплывает напоминание о дне рождения.
Но еще труднее честно признаться себе  в том, что ты тот еще филантроп, не способный спокойно воспринимать чужие слабости или, гм, особенности.

- Я тебе говорила, что, по-моему, Толик – не самая лучшая компания в походе...
- Все, не начинай. Люди отдыхают, отлично посидели, что тебе не понравилось?

Мне все понравилось. Мне понравилась вкусная еда, белая пена в черных камнях и облака над океаном. Мне вообще нравится проводить отпуск на яхте.
Но мне все больше не нравится настроение Толика. Он поглощен какими то внутрисемейными страданиями, от которых он сбежал с новой подругой в яхтенный поход, и третий день его швыряет от мрачной задумчивости к приступам восторга. Все это он обильно поливает спиртным при первой же возможности, то есть, все время, кроме непосредственно переходов, во время которых у нас, к счастью,  сухой закон.
Мне кажется, что быть пьяным – это неприлично. Пить можно, но нельзя пьянеть – таков мой личный пунктик. Мне ужасно стыдно, когда наши мальчики по вечерам «расслабляются», заводят в кокпите русский рок, и оглашают притихшую марину радостными воплями: «Вместо теплааа – зелень стеклааа, вместо огня - дыыыым!!». Я в этот момент готова провалиться сквозь всю лодку, насквозь, и уйти на дно, лишь бы не иметь к происходящему никакого отношения.

Накачавшийся пивом Толя сильно отставал,  Надя медленно шла с ним рядом, улыбаясь отсутствующей улыбкой. А нам нужно было еще успеть закупиться продуктами - здесь не Москва, и супермаркеты работают не круглосуточно. Я остановилась на углу, нетерпеливо поджидая всех, и потянула за рукав Данилу:
- Давай пойдем вперед, а ребята подтянутся, а то мы точно не успеем до закрытия.
Надя пожала плечами, взяла Толика под руку и промурлыкала:
- Малыш, а мы с тобой не потеряемся?

Надя из тех женщин, которые умудряются выглядеть как с обложки журнала, даже в походе. Ее тело беспощадно вылеплено в тренажерных залах и массажных кабинетах, прожарено в соляриях и отполировано правильными кремами и маслами. В душ в марине она носит с собой сумку чуть меньше той, в которой помещаются все мои личные вещи. Там у нее десяток  баночек и бутылочек, щипчики и ножнички, пилочки и палочки, и даже пудреница и тушь для ресниц.
В ее облике все продуманно  до кончиков ногтей в прямом смысле слова: чтобы за три недели отросший шеллак не выглядел неопрятно, ярко-лимонным цветом покрыты только кончики. Кажется, это называется «цветной френч», (боже, откуда я это знаю?!)
Тщательно намазавшись двумя разными солнцезащитным кремами – для лица и для тела, она переодевает купальники по три раза на дню, (я насчитала уже 4 разных), чтобы лямочки не ложились на одни и те же участки плеч и не оставляли белых полос. Рядом с ней даже как-то неловко раздеваться, чтобы позагорать. Не то чтобы у меня плохая фигура  - нормальная, соответствующая возрасту, но купальник у меня один, и на бедро  я уже посадила здоровый синяк, а на обветренном лице ярче проступили белые морщинки…
Она постоянно просит Толика фотографировать ее на айфон то на фоне заката, то на фоне нашей лодки, и умело позирует, делая губки «пю», скрещивая ножки и вставая на цыпочки. Она сразу добавила нас всех в друзья в фб, и теперь моя лента заполнена ее фото в разнообразных ракурсах.
Толик смотрит на нее не с нежностью, а со смесью гордости и некой опаски, примерно как на новый спортивный мотоцикл, о котором даже мечтать не смел в юности, а к сорока годам, вот, купил, потому что «а что, деньги есть».
И она знает, что как и тот мотоцикл, она притягивает восторженные взгляды, дорога в обслуживании, является источником  драйва и праздника, но прекрасно понимает, что дома в гараже стоит большой и надежный «ленд крузер», с вместительным багажником и двумя детскими креслами…

В магазине мы их не дождались. Хоть бы и правда потерялись, успела подумать я, хотя тут же себя одернула.
Тележка с продуктами выглядела так, как будто мы собрались в море на год. И таскать все это вдвоем было сомнительным удовольствием.
Данила пошел искать такси, а я еще раз сверилась со списком  - вроде, ничего лишнего не набрали… Неужели 7 человек смогут все это съесть за три дня?
Завтра приезжают Дима с Катей, слава Богу, хоть пара адекватных людей, и вечером мы отходим.
А там – ветер, брызги, паруса, веревки, и мне не будет дела ни до кого,  я растворюсь в океане и наконец-то почувствую себя счастливой....

Влад встретил нас около ворот марины. Мы разгрузили миллион пакетов из багажника и заднего сидения машины, он взял упаковку воды и пошел к нашему пирсу.
- Есть  новости, - буркнул он через плечо.
- Хорошие или плохие?
- Полное говно.
-Что такое-то?! – мы переглянулись.
- Короче, Дима с Катей не приедут.
- В смысле?! как это, почему?!
- У Димы умер отец.

Повисла пауза. Было понятно, что в таких случаях дурацкие реплики вроде «какой кошмар, что же так не вовремя и как же нам теперь быть» были бы совершенно не уместны.
- Какой кошмар. Что же так не вовремя-то?... И как же нам теперь быть? – ошарашенно выдала я.
-Ну как быть, молча. Завтра по плану отходим .. Хотя, вроде, еще есть вероятность, что какая-то их дальняя родственница может приехать. Чтобы деньги за каюту не пропали.
-Что за родственница? Она хоть была в море?
-Не знаю. Вроде, нет, нулевая абсолютно. Я говорил с Димой 3 минуты. Ему не до нас сейчас, ясное дело.
Вместо двух опытных человек одна нулевая родственница.
-Влад, и как мы таким составом в океан-то?
- Нормально мы таким составом –отрезал Влад. – Люди и в одиночку ходят через океан. А у нас три шкипера на борту, не так ли?
-Я?...Я ночные вахты не стояла никогда…
-Ну вот, надо же начинать когда-то. Все. Разбирайте продукты. Я пошел скачивать прогноз.

И мы отложили выход еще на день, чтобы дождаться Аллочку.
Я случайно увидела ее, когда шла утром в душ. Она стояла около офиса марины с рюкзаком и в желтой шляпе с огромными полями и растерянно озиралась. Большие темные глаза, большой рот, острые скулы.
-Вы Алла?
-Да…
- А где Влад? Он поехал вас в аэропорт встречать. Вы не созвонились?
- Я  потеряла телефон… Из самолета выходила – он был… А потом как-то раз – и не могу найти…
Так, подумала я.

К обеду все как- то утряслось. Аллочку заселили в каюту, Влад вернулся - злой, но не подающий вида, Толик проспался и опохмелился, мы помыли и заправили лодку, я сварила суп, и мы приготовились выходить.
Все приободрились, забегали со швартовыми и кранцами, и жизнь стала налаживаться прямо на глазах. Погода была прекрасная, впереди у нас были три дня в океане.
Надя уже натиралась кремом для загара.
Аллочка вылезла в кокпит в шляпе.
-Аллочка! Шляпу оставь, ради бога. Она сейчас мигом улетит. У тебя какая-нибудь бандана есть?
- Нет…
Она послушно сняла шляпу и держала ее в руках. Под шляпой обнаружился такой короткий ежик волос, что можно было назвать ее лысой. Но больше удивило, что ежик был седой, соль с перцем, хотя на вид Аллочке было не больше 30-ти.
- Ты морской болезни подвержена?
-Не знаю…А скоро перестанет штормить?
О господи, «штормить»?! Да на море идеальная погода - солнышко сквозь облака, устойчивый ветерок 12 узлов, легкое волнение, но даже без барашков.

-Ладно, бандану я тебе дам сейчас, и таблеточку от укачивания лучше съесть.

-Не надо…спасибо…
-Ну не надо так не надо, мое дело предложить.

Я сейчас никак не могу вспомнить и понять, где была точка невозврата, в какой момент мы ее упустили. Могла бы я заподозрить неладное, глядя на ее неровный румянец и судорожно-скомканную в руках шляпу?…
Но рассматривать постороннего человека было немножко неудобно, да и были занятия поинтереснее.
Влад повернул штурвал и встал в левентик.
- Ставим паруса.

И началось волшебство, которое завораживает меня всегда, сколько бы раз я это не испытывала. Лодка на глазах превращалась из тарахтящей машины в одушевленное существо. Сначала вытянули грот, и он как надкрылье жука, жесткий и слегка ребристый, отогнулся в сторону, и словно огромное мягкое крыло, стремительно развернулся белый стаксель с широким темно-синим кантом, трепетнул, хлопнул, расправился и подхватил наc - вперед, вперед, вверх...
Выключили двигатель. И ощутимо где-то в глубине корпуса наполнились силой неведомые мышцы, побежала по незримым сосудам кровь, а по нервам – токи, и я почувствовала себя сидящей не спине большого и своенравного животного, которое подчиняется нам только потому, что ему тоже нравится играть в эту игру. В этот момент меня всегда покидает внутренняя суета, и я как будто опускаю плечи, подтянутые к ушам. Энергетика движения под парусом поглощает меня, и я ничего не хочу больше знать и ни о чем не хочу больше думать.
Я встала за штурвал, а Влад с Данилой колдовали со шкотами, настраивали паруса. Толик невпопад хватался за веревки, путался у них под ногами.
-Малы-ыш, посмотри на меня, – Надя фотографировала его в мужественной позе с ручкой и лебедкой.

Данила хмурился, пытался  набить  грот, лебедка скрипела, веревки трещали, но парус все не расправлялся, трепетал и морщился по задней шкаторине, Данила с усилием поворачивал ручку... Еще поворот, еще немного... И вдруг над моей головой раздался выстрел. В ту же секунду я и осознала, что стрелять было некому, но инстинктивно присела, закрыв голову руками, и после пяти секунд тишины, сквозь звон в ушах, оторопело проговорила:
-Что это было?!
Влад молчал. Но думал громко и матом.
-Возвращаемся в марину. Оттяжка гика лопнула.

Мальчики сразу преобразились. На них сразу стало приятно смотреть. У них появилась понятная мужская задача – спасение судна в походных условиях. Вальяжный и расслабленный Толик стал собранным и серьезным, саркастичный Влад - спокойным и внимательным. Данила не посыпал голову пеплом, а действовал уверенно и легко. Мне уже не казалось, что случилось что-то непоправимое. Как-то мгновенно стало понятно, что они сейчас все решат и все сделают. Даже не смотря на то, что в  сервисной службе по телефону сначала ответили, что смогут приехать только в понедельник, то есть послезавтра. Но было совершенно очевидно, что они сейчас их из-под земли достанут, и будет новый трос, и все нужные инструменты, и все-все лучше прежнего…

Девушек попросили не путаться под ногами, а пойти погулять.
- Аллочка, ты идешь?
Я заглянула в ее каюту.
Она сидела на койке и задумчиво смотрела в пространство. На голове - желтая шляпа. На ногах - толстые вязаные носки, в руках – босоножки. Кажется, она собиралась одевать босоножки на носки.
- Вечером холодно? Мне говорили, что надо взять теплую одежду...
- Ну... Не настолько холодно.
Мы переглянулись с Надей.
- Мы тебя ждем на пирсе, выходи.
Через 10 минут я снова нетерпеливо спустилась за ней. Аллочка спала, свернувшись клубком в углу широкой кровати.

Мы с Надей медленно шли по набережной. Я не люблю ходить медленно. Движение должно быть наполненным и стремительным, только тогда я чувствую себя уравновешено. Но предложить разойтись и гулять каждой в своем темпе мне казалось совсем невежливым, обижать Надю мне не хотелось, и изнывая, я еле переставляла ноги рядом с ней. Хотя, нет, на самом деле, обидеть ее прям хотелось. Хотелось сказать ей все, что накопилось у меня за три дня. Донести уже до ее красивой головы, что несмотря на маникюр, надо участвовать в общих бытовых делах, а не исчезать неожиданно из марины, когда мы драим лодку. И не опаздывать в супермаркет. И еду неплохо бы иногда готовить, а не спрашивать у меня, мол, чем помочь, когда я уже все порезала, и осталось только перемешать. Один раз помытые тарелки после ужина не считаются и не освобождают тебя от остальных обязанностей по лодке! Я не знаю, что Толя наобещал тебе, но я тебе скажу, ты тут не в круизе и не на курорте. И как бы это ужасно не звучало для тебя, гальюн в вашей каюте тоже пора помыть. Я ведь показывала, как им пользоваться, и что прокачивать ручку нужно не один раз, а несколько. Но я же слышу, что ты пару раз в лучшем случае ее дергаешь! Кто, по-твоему, должен это делать за тебя? Горничной тут нет. Если так будет продолжаться, через неделю из вашего гальюна на всю лодку вонять начнет...

Все это я проговорила про себя в трех вариантах, но так и не придумала, как сказать вслух.

- Слушай, тебе не показалось, что наша Аллочка странная?- вдруг спросила Надя.
Я все еще была поглощена мыслями про гальюн.
- Угу, все мы тут не без странностей.
- Собралась гулять, а сама спать легла...
- Ну, устала, наверное.

***

- Я написал график вахт.- объявил Влад. - Сегодня до 4х утра я.  Эля, ты пока стоишь со мной и повторяешь правила расхождения и радиообмен. Я проверю. С четырех до восьми - Данила с Толей. И учите матчасть, мать вашу. Данила, покажешь все. Дальше разобьемся на 3 вахты -  я, Данила, и Эля с Толей в помощниках.

- Влад, да ладно, что мы с тобой двумя вахтами не постоим? - Данила меня оберегал, и это было трогательно, но как-то неудобно.
Влада явно бесила необходимость что-то объяснять.
- Ты охренеешь за три дня в режиме четыре через четыре.
- Ладно, ладно, я готова, - поспешно сказала я, и тут же осеклась, перехватив взгляд Данилы.

Должно было быть так:  вот наша вахта, все спят, а мы сидим в кокпите под звездами, и мы как будто одни во Вселенной, как будто мы, наконец, пошли в свое Большое Путешествие.
Мы мечтали о том, как пойдем в кругосветку, мы представляли себя в океане вдвоем, ну или как максимум, с кем-то из наших детей…Дети у нас взрослые и не общие, к сожалению…
Мы изучали лодки на  сайтах продаж яхт и придумывали, какой она должна быть – НАША идеальная лодка. Мы даже придумывали ей имя и интерьер.
Мы пошли в океан с Владом как на первую маленькую репетицию – сможем ли? Захотим ли продолжить и усугубить? Ведь одно дело – дневные переходы из марины в марину по Средиземке, и совсем другое – океан на 360 градусов вокруг несколько дней или даже недель.
И тут я, идиотка,  со своим «ладно».

- Ок. Я тогда пошел спать. – сказал Данила ледяным тоном и ушел в каюту.
Я осталась в кокпите с ощущением случившейся  катастрофы. Никакая оттяжка гика не смогла бы произвести столь же разрушительное действие. Все что происходило вокруг нас, на самом деле было всего лишь фоном, декорацией, главным в этом всем были наши 3 недели рядом, вплотную друг к другу, вдвоем в океане. И этот эпизод разрушал что-то главное, ломал самую суть.
Мы некогда не ссоримся и не умеем этого делать. В обычной жизни у  нас не возникает поводов обижаться друг на друга. Возможно, просто потому, что нам на самом деле нечего делить. Мы сошлись уже взрослыми людьми, каждый со своим сложившимся жизненным багажом, каждый после первого неудачного и выматывающего брака, каждый со своими тараканами и скелетами, загнанными в самые дальние уголки сознания.  Мы долго и осторожно привыкали жить под одной крышей, не торопясь смешивать ни друзей, ни родственников, и единственное, что у нас было по-настоящему общего, кроме кота, это странная и нелепая мечта купить яхту и вдвоем уйти на ней в кругосветное путешествие. Эта идея пришла в голову Даниле, а я поначалу воспринимала ее как красивую, но нереальную сказку. Но он двигался к цели уверенно и  последовательно, и увлекал за собой меня. Мы прошли курс и получили шкиперские лицензии. Провели пару отпусков на чартерных яхтах. Он дважды сходил в переход через Атлантику в качестве бесплатного матроса.
И вот, мы пошли в первый океанский переход вместе.
Вместе… Я сижу в кокпите с учебником и понуро пытаюсь вспомнить расположение ходовых огней разных типов судов. Он в каюте делает вид, что спит.
- Влад, -робко начала я, - а может, лучше я с Данилой сегодня постою… а ты - с Толей?
Я была  готова к тому, что он ответит что-нибудь вроде «Хватит обсуждать решения капитана», или «Мы в походе, а не дома на кухне», но он посмотрел на меня и сказал:
-Ну иди.

Лодка шла с сильным креном, я скатилась по койке и с каждой волной все сильнее вжималась в его спину, дышала в его тельняшку. Спина была твердая и сердитая, топорщилась угловатыми лопатками, излучала неприступность и независимость. Но постепенно острые углы сглаживались, размягчались, расслаблялись. Мы как две струи воды разной температуры текли сначала параллельно, но потом переплелись и постепенно перемешались. Трещина исчезла, ведь не может быть никакой трещины в текущей воде…

В 4 утра предрассветный воздух кусался холодком, и я улиткой заползала  поглубже в куртку, втягивала руки в рукава, а подбородок в воротник, ежилась на отсыревшей банке, поджимая колени. Вчера ночью еще маячили на горизонте огни берега, а теперь горизонт был полностью свободным, хотя чайки и мяукали над нами время от времени, напоминая, что не очень-то  далеко мы пока ушли. Стайка мелких тучек висела так низко над светлеющим горизонтом, что казалось, мы пролетим над ними, когда приблизимся. Небо приобрело сначала зеленоватый оттенок, и вдруг  полыхнуло поверх туч веером оранжевых лучей. На мгновение в щели между небом и океаном вспыхнул алый свет, и вот уже поднимался  над тучами и постепенно светлел диск.
Нет, никакими словами невозможно описать рассвет в океане.
Пришли дельфины, показали свои мокрые блестящие спинки, прошмыгнули под лодкой и унеслись куда-то вбок по своим делам. Мы просидели 4 часа почти молча, бережно храня чуть было не нарушенное ощущение близости.

Около 7 утра вышла Аллочка. Выглядела она бледно, даже серо, смотрела напряженно на горизонт, плотно сжав зубы.
-Укачивает? – посочувствовала я.
Я тоже в начале похода всегда страдаю морской болезнью. Первые два дня в море не могу находиться в закрытой каюте больше нескольких минут, нужно почти все время сидеть наверху и смотреть на горизонт, а спускаясь, сразу ложиться спать.  Но у меня было несколько дней, чтобы прикачаться на двух коротеньких переходах, и мой капризный вестибулярный аппарат уже более-менее адаптировался.  Лучшее средство  - стоять за штурвалом. В старой морской шутке про консервированные персики, которые «приятно идут как туда, так и обратно», тоже есть только доля шутки.
Укачивало меня всегда, с детства, на всех видах транспорта, но это не отвадило меня от парусов, я с упорством, достойным лучшего применения, все равно рвусь в море. Ну да, «кормлю рыб», простите за подробности, первые два дня, но не придаю этому трагического значения. Я бы даже порадовалась, что таким образом потеряю лишний килограммчик, но не тут-то было. На смену первым суткам, когда не можешь даже думать о еде, приходит «внутренняя точилочка», и сгрызть за вахту пару пакетов чипсов или орешков становится просто жизненной потребностью. В сочетании с малоподвижным образом деятельности, это дает ожидаемые результаты. Плюс  три килограмма после первого отпуска на яхте, от которых пришлось избавляться пару месяцев, и я запомнила, что точилочку впредь нужно укрощать. И это для меня даже сложнее, чем первые тошнотворные сутки.
У Аллочки времени на постепенное привыкание к качке не было. Первые пол-суток она проспала, и теперь сидела с оглушенным видом, явно подумывая, с какой стороны будет удобнее свеситься за борт.

Я ушла готовить завтрак.
Качка и крен превращают эту простую задачу в аттракцион. Упершись попой в скамейку, а коленками в кухонный ящик, я приняла более-менее устойчивую позу, чтобы помешивать закипающее молоко. Открывая шкафчик с крупами, буквально чудом поймала вылетевшую оттуда мимо моего уха  банку с солью. Ложку положить на стол было не возможно, так как стол ходил ходуном, поэтому держа в одной руке ложку, в другой банку, в третьей пачку овсянки, а четвертой регулируя огонь под кастрюлей, я как-то доварила кашу, и выглянула в кокпит.
-Завтрак готов, судовое  время 8.00 – весело отрапортовала я. – идите есть, я постою.
Данила включил автопилот, взял у меня миску с кашей. Аллочка от завтрака отказалась.
Влад достал из холодильника сосиски и полез искать свободную кастрюлю.
-Что ты делаешь?
-Сосиски варю. А что?
-Сосиски на ужин. На завтрак вот, каша. И там еще сыр и йогурты в холодильнике.
-Я не ем каши.
Вот так новость.
-И что предлагаешь, готовить тебе отдельно?
-Я сам себе прекрасно приготовлю.- хмуро буркнул Влад.
-Так количество сосисок рассчитано было на всех на ужин…
-Значит, надо было больше покупать.
Я прямо таки лишилась дара речи. У меня даже в носу защипало от обиды.  Я ждала хоть какой-то похвалы или благодарности за свою эквилибристику у плиты. И за то, что я рассчитывала меню и список продуктов на всю команду. И за то, что мы с Данилой вдвоем закупали и тащили все продукты на переход.
Данила передал мне сверху миску:
-Спасибо! Какая вкуснятина! А можно добавки?
«Мой хороший, чтобы я без тебя делала тут….» – подумала я.
Данила, улыбался, принимая у меня еще одну порцию каши, моя обида сразу улетучилась.
Да и ладно, продукты же покупались на семерых, а нас шестеро. А послезавтра приедем в порт и закупим Владу хоть 10 кило персональных сосисок.

К обеду Аллочка заметно повеселела, порозовела и стала смешливой и многословной. Ей было все интересно, она расспрашивала про паруса, про лодку и про ветер. Я показывала разные курсы, перемещая зубочистку по полосатой тиковой банке.
- Смотри, полосы - это ветер, а зубочистка – это лодка. И вот нам надо туда, то есть, против ветра. Но мы пойдем сначала бейдевиндом правого галса, а потом повернём, и пойдем бейдевиндом левого галса, и это называется лавировка.
Она всплескивала руками, прижимала ладошки к щекам, смеялась и никак не могла повторить сложные термины.
Она даже постояла у штурвала под руководством Влада.
- …Привестись означает пойти острее к ветру, - объяснял он,- вот сейчас доверни штурвал.
 - Повернуть туда, куда паруса смотрят?
- Как это - смотрят?!
- Ну, куда уж них мордочки направлены.
- Какие мордочки?
- Там такие носики у них впереди...
- Ладно... - Влад озадаченно нахмурился. - давай я сам.

Я ушла спать. Сквозь сон я слышала, что на камбузе происходит какая-то возня, и мне было интересно, кто же взялся за готовку, но я твердо решила не вмешиваться и не брать на себя больше ответственность за еду, а то ишь, нашли бессменного кока и завхоза в одном лице. Ладно бы еще я не стояла вахты, но мне тоже надо выспаться. 

Я отключилась совершенно, мне снились выразительные  сны, которые и пересказывать-то неудобно, такая там была крепко-замешанная цветная ахинея. Проснулась я от того, что лодку стало меньше качать и кренить, ветер зашел сбоку, мы летели галфвиндом узлов 8, устойчиво и равномерно.

Такая скорость, совершенно не впечатляющая на суше, на воде воспринимается так, как будто ты лежишь на верхней полке скорого поезда, только вместо придорожных кустов в иллюминаторе пролетает вода.

Моя вахта начиналась только через час, но я вылезла из каюты, голодная и снедаемая любопытством, откуда же исходят такие волшебные запахи.

Запахи исходили от рагу, которое Аллочка раскладывала по мискам.

- О, как круто, из чего ты все это намешала?

- Я так рада, что понравилось! -  Аллочка краснела от удовольствия, - давайте я вам всегда буду готовить!

Отличная идея, подумала я.

Аллочка не умолкая, рассказывала сначала подробности приготовления своего рагу, потом переключилась на другие кулинарные рецепты. Ее уже никто не слушал, но остановиться она не могла.

-… и розмаринчику, да, и в горячее масло надо дольку чеснока кинуть, обжарить, но немножко, а потом переложить в кастрюльку… а, еще забыла сказать, что сначала надо натереть сухой горчицей, а нет, горчицей это для запекания, а если тушить, то не надо, да, нет, так вот, кардамон и белый перец, но не черный, черный не надо, а если нет белого… - и так одним предложением минут 15 без остановки, без начала и без конца, так что невозможно было уже понять, что же должно было получиться в итоге, и о чем вообще шла речь.

Толик попросил добавки, а потом доел еще и Надину порцию, которая поковырялась в рагу, поблагодарила, но есть почти не стала.

- Как же под такую закуску,  да всухомятку? – сокрушался Толик. – может, хоть по капельке? А? Капитан, выдай команде по чарке рома, а?

Влад недобро пошутил:

-На борту – нет. Можешь сойти, если невтерпеж.

***

Когда наши друзья узнали о том, что мы собираемся в поход через океан, они очень удивлялись:  неужели не страшно. 

Наверное, должно было быть страшно оказаться на удалении от любого берега не менее чем на 200 миль, уповать на надежность чартерной яхты и ее такелажа, доверяться прогнозам погоды из интернета, надеяться, что ни спасательный плот, ни сигнальные ракеты не пригодятся, рассчитывать на то, что жгуты и сердечные средства в аптечку упакованы только по регламенту, но использовать их никогда не придется, верить, что все встречные суда соблюдают, как и мы, правила расхождения, и никакого дрейфующего  контейнера или спящего кита не попадется на нашем ночном пути… 

Но страшно не было. Было ощущение, что  мы  –  котенок, которого мама-кошка несет над пропастью. Разве может котенок думать, что мама недостаточно крепко держит его зубами за шкирку? И разве может она уронить его? Если только сам котенок не начнет дергаться и вырываться…

Ветер скисал,  крутил, стаксель заполаскивался. Надо было принимать решение. Мое решение, как вахтенного. Ровным счетом ничего особенного, но я все тянула, подруливала, пыталась уловить остатки ветра, и уклоняясь от курса.

Толик на вахтах был, вообщем-то совершенно бесполезен. Он то никак не мог устроиться в спас жилете на банке, то мерз и шел переодеваться, то наливал себе кофе и расплескивал его в кокпите.  Кроме того, его, похоже, явно тяготила роль матроса при мне, это задевало его самолюбие.

-Толя, смотри, там стаксель-шкот зацепился, пойди, поправь его. 

Он неторопливо начал искать перчатки.

- Прямо сейчас, быстрее!

Он недовольно скривился и пошел на палубу.

- Пристегнись к стропе!

Он демонстративно игнорировал.

Когда он вернулся в кокпит, я начала читать нотацию.

-Слушай, Толя, пристегиваться – это обязательно.  Тем более, ночью. Даже если лень, или кажется, что это не нужно. Свалиться за борт можно в два счета. Нам не нужны тут инциденты.

Толя скучающе кивал и зевал.

Ладно, подумала я. Сейчас я тебя разбужу, устроим процесс.

-Убираем стаксель. Вот этот шкот трави, но пока придержи, и тяни закрутку, когда я скажу.

-Что тянуть?

-Вон ту желтую веревку! Тяни уже! И шкот отпускай потихоньку!

-Какая из них желтая? Не видно ни хрена…

- Вот эту же! – я зафиксировала штурвал, и сама скрутила парус.

Лодка медленно  набирала ход под двигателем,  вяло переваливалась через волну. На камбузе с грохотом что-то посыпалось.

Из каюты высунулся  заспанный Влад.

-Что происходит?

-Ветер скис. Стаксель вот убрали…

-За курсом следи. – и Влад ушел, перешагнув через рассыпавшиеся миски, даже не подняв ни одну.

***

Омлет сгорел дочерна в серединке и остался совершенно сырым и жидким по краям.

Аллочка вынула противень из духовки и заплакала.

- Ты чего?! Перестань! – Данила испуганно гладил ее по плечу,  - подумаешь, велика беда, мы же можем и хлопьев поесть. Или сосиски сварить, если остались…

Но она прям рыдала.

Она рыдала, сотрясаясь всем телом, подвывая и всхлипывая, как будто в помойное ведро только что отправили не омлет, а любимое существо.

Данила быстренько ретировался в кокпит.

Я молча и сосредоточенно  отскребала угольки с противня.

Неожиданно Надя резко встала из-за стола, цепко взяла Аллочку повыше локтя,  уверенно и сильно затолкала ее в каюту и закрыла дверь.

- Влад, ты когда ее сюда приглашал, знал, что она больная?

- Просто она расстроилась из-за омлета. – пролепетала я.

- Расстроилась?! Эля, если у тебя омлет  подгорает, с тобой тоже истерики случаются?...

- Я ее пригласил, – сказал Влад, глядя на Надю в упор, и она замолчала, осеклась под его взглядом.-потому что Дима заплатил долю за чартер. Я должен был ему отказать в этой ситуации?  И вообще, в чем проблема? Омлета тебе не досталось?

Надя ухмыльнулась, пожала плечами и ушла к себе.

***

 Ночью, сменяясь с вахты, я слышала, как Толя с Надей ругались в каюте.

Разобрать сути было не возможно, слышно было только, как Надя сердито выговаривает что-то, а Толик изредка огрызается.

Через несколько минут дверь их каюты хлопнула, Толик с одеялом вышел в кают-компанию и начал устраиваться на диванчике. Потом вскочил, что-то ворча, и полез под сидение в ящик с продуктами.

Я оглянуться не успела, как он уже достал бутылку Captain Morgan и начал пить прямо из горлышка, крупными глотками.

-Толя, остановись, дай сюда бутылку – зашипела я, оглядываясь на каюту Влада.

-А-а-а, отвалите  вы все от меня.- он лег лицом к стенке, но бутылку из рук  не выпустил.

Я позвала Данилу, и вернулась к штурвалу вместо него.

-Иди, поговори со своим другом, я не знаю, что с ним делать. Если он сейчас напьется, Влад его за борт вышвырнет.

***

К третьим суткам стало понятно, что Надя была права – с Аллочкой не все в порядке.

Она сидела в уголке диванчика целый день, то рассказывая в пространство что-то мало-связное, то замолкала и подолгу тягостно смотрела в одну точку.

Надя не выходила из каюты.

Толик слонялся мрачнее тучи,  постоянно что-то таскал из холодильника и жевал, оставляя по всей лодке яблочные огрызки, крошки печенья и пакетики из-под чипсов.

Данила делал вид, что ничего особенного не происходит, а то что происходит, его не касается – и сосредоточенно занимался настройкой парусов, навигатора, автопилота и всего, что можно было настроить или поправить, только чтобы не находиться в кают-компании рядом с бормочущей Аллочкой.

Я разбирала продукты, раздумывая, из чего бы собрать крайний обед на этом переходе, и тут вдруг Аллочка совершенно бодрым и спокойным голосом предложила сварить суп, взялась чистить картошку, как ни в чем не бывало, стала обсуждать со мной, что нужно будет закупить в порту.

Мне  стало стыдно за то что я только что поставила ей диагноз, то же мне, психиатр-любитель, глупо повелась на Надины капризы… Просто Аллочка - человек очень эмоциональный и говорливый, ну все мы разные, что поделаешь…

Мы весело и быстро вдвоем настрогали овощи, суп кипел,  осталось только закинуть приправы, и можно было кормить команду, я уже доставала хлеб и остатки сыра, как вдруг краем глаза заметила, что у плиты происходит что-то не то.

Аллочка сосредоточенно выгребала ложкой из банки шоколадную пасту и размешивала ее в супе.

***

На закате мы подходили к Мадейре.

Все были в подавленном состоянии, никто не понимал, что делать в сложившейся ситуации.

Свой телефон со всеми контактами Аллочка потеряла еще в аэропорту по приезду, и мы не знали никого из ее родных или друзей, кроме Димы. Димин номер был недоступен.

Швартовались мы уже в темноте, втроем с Владом и Данилой, Толя тоже помог – привязал целых два кранца.

И как только все швартовые были заданы и трап опущен, Надя вышла из каюты с чемоданом.

Я вытаращила  на нее глаза.

- Ты куда?!!

Она пожала плечами.

- Я гостиницу в городе забронировала, дальше с вами не пойду.

Толик молчал, смотрел на нее исподлобья, загораживал проход.

Она улыбалась холодно-вежливо, как будто перед ней был не ее мужчина, а случайный попутчик в автобусе.

-Малыш, пропусти меня.

Он молча посторонился.

-Пока-пока! – и она, как ни в чем не бывало, сошла на пирс и покатила чемодан к выходу.

Влад дозвонился Диме только утром.

Решили отправлять Аллочку в Москву: здесь Влад посадит ее на самолет, там ее встретит кто-то из родственников. Хотя было ощущение, что встречать ее надо со скорой. Она совсем ушла в себя, молчала, почти не реагировала на вопросы, и я сильно сомневалась, что ее пустят в самолет без сопровождения. И тогда кроме Влада, некому будет ее сопровождать.

Толя еще ночью, крепко поддав, уехал за Надей со словами «Ничего-ничего, щас разберемся, щас я все улажу и ее верну»

Но я надеялась, что это она все уладит, и он останется проводить с ней остаток отпуска в ресторанах Фуншала.

***

Мы сидели вдвоем в кокпите под звездами, как будто одни во Вселенной, как будто мы, наконец, пошли в свое Большое Путешествие.

Путешествие, правда, было всего ничего - четверо суток в океане, но абсолютно по-настоящему, только Данила и я.

Всего четыре дня. Вот в следующий раз, когда мы пойдем уже на две недели, возьмем кота. И еще позовем с собой кого-нибудь из наших взрослых детей…

...Сейлинг!

 В почте письмо от заказчицы с пометкой «Кухня – СРОЧНО!» Уезжая, я всем клиентам сказала, что связи со мной не будет, и писать мне бесполезно, и вообще, я еду отдыхать, а не просто отсутствовать в Москве, и ни на какие письма и звонки отвечать не собираюсь.

Перед отпуском в какой-то момент мне даже стало страшно записывать дела, которые нужно успеть переделать до отъезда. Список казался настолько не выполнимым и затягивающим, что сам факт отпуска переставал выглядеть реальным. Паника.

Но нет, вот мы в аэропорту, в самолете, в такси… и наконец-то ступаем на борт взятой в чартер Баварии-39…

Ее зовут Кадарго, она близнец той Тамахо, на которой мы полгода назад на Канарах проходили шкиперскую практику. Такая же планировка, похожая отделка. Дизайнерская привычка - фиксировать в сознании любое пространство, запоминать с точностью до полосочки ткань занавесок и обивки сидений. А еще  - придумывать, как это оформила бы я. Я бы сшила сидения цвета индиго, оранжевые и полосатые подушки, а шторки - из небеленого льна… И завела бы разноцветную радостную посуду и деревянные миски для салата… Когда-нибудь я так и сделаю – на своей яхте. Визуализирую желание, вижу это в мельчайших ярких деталях.

Я никогда не хотела иметь дачу, не испытывала ни малейшего желания копать грядки и строить баню...  Не хочу быть привязанной к месту. Может, это все потому, что покинув в 13 лет свою малую родину, оставив  в земле корень, как ящерица хвост, я зарубцевала, заживила свой обрубочек-черенок, научилась не держаться корней, жить без этой опоры. Я  - перекати-поле, и, зацепившись где-нибудь надолго, я ощущаю дискомфорт, будто спеленатая.

Но, ступая на борт покачивающейся в марине лодки, я испытываю какое-то смутное, детское, почти уже незнакомое чувство - ощущение возвращения на добрую старую дачу, которая стояла заколоченная всю зиму, и теперь принимает жильцов на лето под свой уютный кров. Впереди целая маленькая жизнь.

И уже на второй день настроение настолько благостное, что ответить на письмо по работе не жалко. Мне ничего не стоит подумать пять минут про неправильно переваренные трубы стояка, ведь это даже не ложка дегтя, а крошечная капля в танкере меда. Ничто уже не выбьет меня из колеи, не испортит настроя на удовольствие.

Устройство лодки, даже такой банальной, как «Бавария» - это гимн разумной достаточности. Тут всего ровно столько, чтобы чувствовать себя человеком, и ни капли больше. Во всяком случае, по моим личным ощущениям. У нас есть отдельная каюта, свое крошечное личное пространство, в которой достаточно удобная кровать, шкафчик для одежды и много ящичков для мелочей. Туалет с душем. Пол-квадратного метра, чтобы только развернуться.  Люк над головой, в который ночью заглядывает огромная луна, если не закрывать шторку, и заползает запах моря, если оставить люк приоткрытым…

Таких кают на лодке три. 

В центре - кают-кампания, где весь экипаж собирается за большим столом. Штурманское место с картами. Камбуз с мойкой, холодильником и газовой плитой с духовкой.

Во время перехода вся основная деятельность происходит снаружи, в кокпите – там штурвал, приборы, лебедки, веревки.

На носу привязан «тузик» - надувная лодочка, на которой мы плаваем на берег с якорных стоянок. На нем можно с комфортом валяться под солнышком, пока не поставят стаксель.

Все. Что нужно еще? Зачем? Чем занята наша квартира? Как так получается, что здесь на втрое меньшей площади мы чувствуем себя абсолютно комфортно и ни разу не испытываем нужды во всем том барахле, которое копится дома по углам и кладовкам, шкафам и тумбочкам.

Чуть меньше комфорта – и мне уже было бы неуютно. Мне нужны чистые простыни, горячий душ и туалет. Но я легко обхожусь без ванны и без телевизора, например. Мне важно иметь возможность приготовить нормальную еду, не консервы, но и без кулинарных изысков. Я люблю порядок и чистоту, и мне для этого вполне достаточно возможности помыть посуду проточной водой и раз в пару дней окатить из шланга палубу…

Бывалые яхтсмены, вообще, ужасные чистюли. Мы со смехом вспоминаем, как упавшая на пол яичная скорлупа как-то вызвала у одного капитана приступ ярости, а я лично знала владельца лодки, который на камбузе запрещал пользоваться чем-либо кроме плотно-закрытой скороварки, опасаясь  жирных испарений при готовке.

Я пока этим не страдаю, хотя ловлю себя на мысли, что на лодке делать уборку и готовить - для меня не обременительная обязанность, а часть спокойного и размеренного образа жизни, которым я живу здесь эти две недели. И к концу двух недель я все более ревностно слежу за порядком и чистотой на борту.

Загорелая, с выгоревшими волосами, в шортах и тельняшке, я нравлюсь себе даже больше, чем при полном макияже в самом пафосном своем платье. Думаю, все дело в выражении лица: московские усталость и раздражение не загримировать никакой косметикой.  А здесь из зеркала на меня смотрит помолодевшее лицо, и даже проявившиеся белые морщинки около глаз беспечно улыбаются.

А может, это просто от того, что я не умею носить пафосные платья. Да у меня, по правде сказать, особо и нет таких.

Я не знаю, хорошо это или плохо. Просто так есть. Мои заказчицы просят обустроить им огромные гардеробные, мои подруги знают, чем отличается один бренд от другого, обсуждают, где и когда проходят распродажи,  в каких интернет-магазинах выгодно заказывать одежду и обувь.  Я чувствую себя немножко инопланетянином в такие моменты. Вся нужная мне одежда помещается в крохотном шкафчике в уголке каюты.

Управление яхтой  – занятие, не терпящее суеты.

Иногда приходится часами сидеть в кокпите, под мерное тарахтение дизеля. Но вот, за островом вода на горизонте меняет цвет, на гладкой молочной поверхности появляются темные полосы ряби, а это значит, немного задуло, и тогда мы ставим сначала жесткий треугольник грота, а потом разворачиваем, как мягкое крыло, большой податливый стаксель. Он бережно собирает ветер в охапку и подхватывает лодку. "Сейлинг!" - радуюсь я. Хотелось бы каждый день нашего отпуска походить под парусами. Пока все так и получается. Море спокойное, а ветерок вдоль островов усиливается, как в трубе. Мне нравится стоять за штурвалом на бейдевинде, когда лодка становится совсем живой, как молодой сильный конь. Лодка слушается, но караулит меня, хочет подловить меня на любой неуверенности, и нужно играть на опережение, угадывать, что она попробует предпринять в каждую следующую долю секунды, довернуть, «привестись» или «увалиться», не дать ей навязать  мне свое движение, не дать отделаться от моей воли. И этот диалог продолжается без борьбы, но требует постоянного внимания, участия, чуткости. Ветер растет, летим под креном, 7 узлов – это кажется очень быстро на воде, хотя верхом я бы обогнала бы нас даже рысью.

Под встречным ветром приходится часто менять галс. «Приготовились к повороту!» – командую я из-за штурвала. «Готовы!» –«Поворот!»

Я плавно кручу штурвал туда, «куда смотрят паруса». Мне кажется очевидным, что «носы» грота и стакселя направлены в сторону галса. Но разные люди воспринимают это по-разному, оказывается, кто-то считает, что паруса «смотрят» туда, куда они наклонены, то есть в обратную сторону. А кто-то даже спрашивал инструктора, какая из шкаторин считается «передней» - та, которая ближе к носу лодки, или та, которая перед рулевым? Мне трудно понять ход мысли этих людей.

И вот, наша резвая лошадка поворачивает, паруса перебрасываются на другой борт, мы снова набираем ход … и идем почти в обратную сторону. Резать остро к ветру не получается, потрепанные чартерные паруса с растянутыми пузиками трепещут и ропщут, если попробовать набить их посильнее.

И вскоре снова – «Готовимся к повороту!..»

Через 3 часа этого радостного лавирования мы понимаем, что приблизились к точке назначения всего на 6 миль, включаем дизель и оставшиеся 25 миль снова идем под мотором, чтобы успеть пришвартоваться в марине в светлое время суток.

Что поделать, у ветра свои маршруты. Мы подстраиваемся под него, но снимаясь с якоря, каждый раз точно знаем, где и во сколько мы должны сегодня пришвартоваться.

Капитан сидит вечером над картами и прогнозом погоды, строит планы.

У него тоже изменилось выражение лица за эти дни. Он внимателен и сосредоточен на простых и понятных мужских заботах: обеспечить безопасность судна и экипажа и выполнить задуманную задачу.  У него теперь остаются силы и эмоции, чтобы лишний раз мне улыбнуться, и я чувствую спокойствие и уверенность рядом с ним, несмотря на его небогатый морской опыт.

Его волнение выдает только то, что он отчаянно сердится на нас, бестолковых матросов, когда мы путаемся в швартовых, вместо того, чтобы быстро зафиксировать их на утке, тормозим, задумчиво распутываем невесть откуда взявшийся клубок макраме, и упускаем момент, когда лодку начинает наваливать на причал.  А потом устраиваем беготню с кранцами, чтобы спасти бок Кадарго от царапины.

Но, слава Богу, все обходится без жертв, яхта наконец затихает  на надежной привязи, уютно прижавшись мягкими кранцами к соседкам, и успокаивается на ночь. Сегодня слева от нас пришвартована красавица Hallberg-Rassy. На борту ее - пожилая семейная пара. Видно, что они путешествуют на ней не один год – их движения слажены и размеренны,  и с веревками седовласая подтянутая леди управляется с той же неторопливой непринужденностью, с которой она только что подавала утренний кофе своему капитану. Я смотрю на них с восхищением и белой завистью.

Каждый день путешествия я упиваюсь визуальным гурманством.

Туманный голубой контур берега на горизонте, море с небом одного хрустального тона, светотень на белых парусах - рефрен для композиции, построенной на нюансах  холодных оттенков.

А вечером мы наблюдаем с верхней точки острова жаркие краски расплавленного золота,  сидя на теплых плитах белого известняка и провожая солнце за море.

Или еще одна палитра – сизо-белое небо, черно-синее море, песок цвета крем-брюле, рыжие крыши, лес серых мачт на фоне зеленой горы, загорелые люди в белых куртках и полосатых маечках: погода неустойчивая, большинство лодок остались в марине, и яхтсмены высыпали в город погулять. Контрастные, уравновешенные сочетания, праздничный и позитивный настрой.

Нашего опыта пока тоже не достаточно, чтобы идти в море при порывах ветра до 30 узлов, и мы остаемся матрасничать – пьем белое вино и гуляем по городку и марине.

В больших маринах можно насмотреться самых  разных яхт. Я медленно иду по пирсу, разглядываю каждую.

Среди простых чартерных лодок попадаются личные - холеные, любимые, ухоженные -  с темными лаковыми корпусами, тиковыми палубами, новеньким такелажем. Сразу узнаются видавшие виды круизники: наружу выпирает налаженный быт: на корме – ветряк или солнечная батарея, перед трапом – коврик, на леерах развешана какая-нибудь постирушка, с камбуза тянет вкуснятиной, а на банке спокойно лежит лохматый пес с философским выражением морды. Собаки часто встречаются на лодках, а котов мы пока не видели. Мы все время думаем, как будет чувствовать себя наш Кот, когда мы пойдем в Большое путешествие? Вспомнит ли он свой небольшой яхтенный опыт, освоится ли на лодке как дома? О том, чтобы не брать кота, мы даже не думаем.

О том, чтобы не идти в Большое путешествие, мы тоже не думаем. Мы просто знаем, что рано или поздно, мы ступим на борт своей яхты, с полосатыми подушками и новеньким такелажем, и пойдем… куда? Да куда позволит ветер… И просто будем тут жить…

Хорватия, 2014