среда, 23 июля 2008 г.

"Третий тост". рассказик.

«Истина в вине» – это не для меня, и вообще, к алкоголю я отношусь беспристрастно.
Повод был не для того, чтобы выпить, а для того, чтобы просто собраться, посидеть и расслабиться. Просто муж в командировке, дочь на даче у бабушки, вечер пятницы, лето, а иногда возникает такое острое желание почувствовать себя студенткой, у которой уехали родители, и пустая квартира, и много здоровья, чтобы не спать ночь, а может и две подряд. Я пригласила народ «обмыть» новую мебель, хотя приобретена она была уже неделю назад, да и всей собравшейся компании было на самом деле все равно, какой у меня диван.
Купили на рынке мясо, зелень, помидоры и «Киндзмараули». И праздник души начался еще на кухне, когда мы с девчонками в фартуках танцевали у плиты под радио, забыв о начальнике, клиентах и заказах.
У нас есть традиция. На всех праздниках мы пьем третий тост за любовь. Вернее, каждый третий. И я несу эту традицию во все компании, где мне приходится пить, особенно если атмосфера тому соответствует. Мы пили за любовь третий, шестой, девятый тосты… пятнадцатый… И не падали под стол благодаря тому, что красное грузинское вино, если его не смешивать ни с каким другим спиртным, и пить небольшими дозами, не пьянит, а только развязывает язык, снимает комплексы, разливается по телу теплом и радостью и не дает никакого похмельного синдрома.
Вино кончилось на 21-м тосте. То есть на седьмом тосте за любовь. Все были достаточно хороши, чтобы философствовать на отвлеченные темы, а уж что касается меня, так просто «Остапа несло». И в процессе застольной болтовни стала рождаться теория о том, что семь тостов за любовь – это очень символично, ведь на самом деле семь видов любви и существует. Вернее, семь видов, которых можно пожелать и за которые можно выпить.
1. К супругу. Не путать с влюбленностью или привычкой. Любовь это спокойная уважительная нежность, забота и доверие.
2. К ребенку. Не наблюдается, на мой взгляд, только в патологических случаях – когда мать (отец) своего ребенка бросает, причем от равнодушия, а не от нужды (что, конечно, тоже не является оправданием).
3. К родителям. Имеется в виду то чувство, которое заставляет держаться корней, какими бы они не были, уважать мать и отца, и быть им благодарным.
4. К Богу. К сожалению, многим из нас, воспитанным в атеистическом обществе, эта любовь незнакома, мы не ведаем ее, как не ведает бездетный человек истинной, инстинктивной любви к ребенку…
5. К Родине. Патриотизм, если хотите… Можно переживать из-за неустроенности и несовершенства нашей страны, но дом – это не стены с полом и потолком. Это - традиции, уют и место, где тебя ждут. Что, если не любовь заставляет тосковать в отъезде, защищать в беде…
6. К делу. Увлечение, ответственность, желание учиться.
7. К себе. Самоуважение. Самосохранение. Гордость.

Говорили радостно и возбужденно в основном женщины, мужчины сначала слушали нас молча, а потом не выдержали.
- Подождите, вы так однозначно все классифицировали, а куда же вы отнесете любовь к искусству, к сексу, к хорошему вину, наконец…
Мы возмутились.
- Как вы можете равнять любовь к вину и любовь к детям?! Мы говорим о любви, истинной, а не о том, что в английском языке называется словом «like». «Нравиться» может очень сильно и вино, и любимые домашние тапочки. Но даже если человек испытывает сильнейшее пристрастие к чему-то такому, это можно назвать фанатизмом, привычкой, или как угодно, но не любовью.
- Это все только игра слов. Если я говорю «я люблю свои тапочки», это так и называется, а эпитеты – «пристрастие», «привычка» или «фанатизм» – можно подобрать любые. Просто нет никаких семи видов любви. Есть всего два объекта любви: это человек сам и окружающий его мир. А в это понятие входит уже и дети, и жена, и все остальное.
И тут меня осенило. Это же и есть принципиальная разница в мужском и женском восприятии мира! Это же и называется женской нелогичностью и мужским эгоизмом. Женщина делит свою жизнь, как пирог на семь равных кусочков, и потом разрывается между работой, мужем, детьми и своими интересами. Мужчина ставит себя отдельно от всего этого пирога и слизывает с него ту розочку, которая в данный момент его заинтересовала. Все понятно! Эгоисты! Центропуписты! Неблагодарные!

Тот разговор казался мне настоящим откровением. Пару лет я была твердо убеждена, что все проблемы между мужчиной и женщиной возникают только из-за разницы мировоззрения, и старалась избегать столкновения интересов. И все же это не помогло мне, налицо был явный семейный разлад, непонятно, по какой причине случившийся, и не поддающийся никаким способам лечения.
Переживая его, я сидела с одним старым другом в баре, и плакалась ему в жилетку. Кстати, пили мы тогда только кофе, потому что я была за рулем, а он не пьет вообще, а ест только сырые овощи и зерна. Тогда, пытаясь объяснить ему все свои переживания, я рассказала ему о теории семи и двух видов любви.
- Все это полная фигня. – сделал он безапелляционное заключение.
- Почему?! – я собиралась защищать свои убеждения.
– Любовь невозможно поделить ни на какие категории. Не существует любви к чему-то или к кому-то, она не нуждается в объектах. Она едина, как понятие. Она не требует ответа, доказательств или демонстрации. Она либо есть внутри человека, и светится там, дает силу ему и радость окружающим, или ее там нет, она может быть потеряна в суете, и тогда человек лишается покоя, и источает одно страдание и нытье.
Тогда я не была готова понять его. Я просто приняла все это за эгоистичный бред философа-одиночки. Я держалась зубами за свою красивую сказку.
- Я люблю конкретного мужа, а не непонятно, что…
- Вот ты говоришь, что любишь своего мужа. Но при этом говоришь о нем только с обидой и нетерпением. Ты хотела бы сделать ваши отношения радостными и желанными для вас обоих, а думаешь только о том, что он не хочет делать ремонт. Битва за благосостояние убивает любовь прежде всего внутри тебя, а ты склонна думать, что кто-то виноват в твоем страдании…
Только сейчас, когда я уже пережила развод и новую страсть, мне начинает казаться, что он был отчасти прав. Без внутреннего умиротворения любовь к супругу ограничивается ревностью, любовь к детям – бесконечными ожиданиями и требованиями, а любовь к делу заменяется стремлением удовлетворить амбиции… Зато когда человек в ладу с самим собой, все светится у него в руках. Он делает окружающих счастливыми. Он растит умных и добрых детей. Он шутя сворачивает горы рутинной работы и не нудит при этом. Он становится способен на творчество. Разве не таким должно быть следствие любви?
Давай, любимый, выпьем 3-й тост за нее, одну, единую, неразрывную. А?

2000г

Любим и летаем

- Давай прогуляем работу в пятницу! – хитро улыбаясь, сказал Данила в воскресенье на поле.
- Давай! – с радостной готовностью отреагировала я, – а почему?
- В Кольчугино будет Слет любителей авиации….
-Ура!
- И нам нужно, чтоб кто-то ехал на машине с вещами.
-У-ууу….

Ехать на машине было, конечно, менее интересно, чем лететь пассажиром на дельталете, но было понятно, что фотографии Димы Волгина для выставки, канистры с топливом, палатку, спальники, вещи, еду, и прочее необходимое бренному человеку барахло, везти на телеге слишком сложно. Без посадки для дозаправки с таким грузом, да с лишним пассажиром не обойтись. Что ж, я смирилась с ролью маркитантки, тем более, что перспектива налетаться вдоволь там получалась не менее заманчивой.
Ехать захотелось прямо тут же, но до пятницы оставалось еще целых 4 дня.
В понедельник утром первым делом Данила кинул мне в «аську» вместо «привет» ссылку на сайт слета. Понятно, подумала я. Он уже всей душой «там».
Три дня мы разговаривали только о предстоящем полете и поездке.
А в среду поздно вечером, когда уже все было загружено в машину, и маршрут забит в JPS, раздался телефонный звонок с поля. Данила изменился в лице. «Какой аппарат?… понял…» Шквальный ветер перевернул дельталет «Поиск», на котором он собирался лететь, оборвав веревки, и консоль крыла сломалась.
Тут можно было бы припомнить о том, что ничего просто так не бывает, и что Бог иногда находит способ предупреждать о том, чего делать не стоит… А можно было воспринять это как проверку готовности и настойчивости. Очень хотите лететь? Ну – докажите. Конечно, Данила выбрал второй вариант, иначе это был бы не он J. «Полечу на «Аэросе» - упрямо сказал он. «Слава Богу, - подумала я, – летим».

Итак, ничего не могло помешать тому, чтобы в пятницу рано утром три экипажа – два воздушных и один наземный - выдвинулись из Москвы во Владимирскую область.
Стояла необыкновенная для подмосковного мая жара – уже в 8 утра было 28 градусов. Хорошо, что эти проблемы не волнуют пилотов дельталетов, ведь на высоте 300-500 метров на скорости 90км/ч абсолютно не жарко.

При попутном ветре Данила и Дима долетели за 2,5 часа. Вопреки традиционной пробочке на МКАДе, и благодаря скорости до 180 км/ч на отдельных прямых участках шоссе, я доехала примерно за то же время.

Заброшенный аэродром в Кольчугино встретил контрастом разрушенных зданий аэровокзала и «кладбища» каких-то ржавых грузовиков, с ярко-раскрашенными ухоженными самолетиками, удивительно живописно расставленных на зеленой траве летного поля.
Моему непосвященному взгляду было совершенно удивительно воспринимать все это великолепие. Желтые, синие, серебристые, красные, полосатые Як-и, Цесны, Бланики казались совершенно игрушечными и очень… дружелюбными. Глядя на наивное выражение «мордочки» очередного самолета-малютки, совсем не шли в голову мысли о том, что это источник повышенной опасности. Они казались волне разумными, живыми и понятливыми существами, с которыми можно и нужно находить общий язык, и которые нуждаются в человеческой любви не меньше, чем любые создания, которых мы приручаем. «Любите летать? Любите и летайте» - это фраза была выбрана в качестве девиза Слета любителей авиации. По-моему, лучше трудно было придумать.

Я шла по полю, внимательно разглядывая каждый летательный аппарат.
Боже мой, что только не поднимают в воздух… А я-то думала, что «Пипилац» из «Кинд-дза-дзы» - утрированный фарс и стеб. Но когда я увидела в действии аппарат «Автожир», стало понятно, что предела человеческой фантазии нет.
Трехколесный велосипед без руля и с винтом как от вертолета, но привода на этот винт нет. Он раскручивается потоком воздуха при разгоне, и…почему-то взлетает. Потом он как-то спонтанно и, на мой взгляд, абсолютно непредсказуемо перемещается в небе. Когда он глухо тарахтит над головой – ощущение неприятное… хочется на всякий случай из-под него уйти.


Маленький фанерный самолет выглядел бутафорией. В таких самолетах снимают в киностудиях воздушные сцены … на фоне голубой тряпочки… Неуклюжий, с облезлой краской и с немного помятым капотом (или что у них там?..)… он деловито вырулил на полосу, коротко разбежался и легко взмыл в небо. Он набирал высоту, упрямо полз все выше… и вдруг начал вытворять фигуры пилотажа! Мне даже показалось, что я ошиблась, и потеряла его из виду, а это другой самолет крутит в небе петли, а наша «золушка» скрылась где-нибудь за лесочком… Но нет! Вот он спустился пониже, и стало отчетливо понятно – это он! Вот так бутафория…

А вот на поле гордо красуется американская Цесна. Сколько раз я читала про нее у Ричарда Баха, и мое воображение рисовало мне что-то похожее на Тойоту-Селику, только с крыльями! Оказывается, я была довольно близка к истине. Породистый профиль, стремительный короткий корпус… Посмотреть бы не нее в небе!..

Но тут я увидела планер. И позабыла обо всем на свете. Бланик, как ему и полагается, лежал на траве, наклонившись на одно крыло.
Я сразу вспомнила, что у стрижей такие короткие лапки, что если он приземлится на ровном поле, ему уже не взлететь. Поэтому они садятся только на край обрыва…
Планер терпеливо ждал своего часа, когда приедет буксир, заботливо возьмет его за поводок и выведет с этого странного места под названием земля в такое привычное и понятное – небо! От других самолетов и летательных аппаратов он отличался так же, как отличается чистокровная скаковая лошадь от рабочих мохноногих кашлатиков. В этом чуде техники было столько совершенства, что захватывало дух. А смотреть на него в небе у меня получалось только раскрыв рот. Вот он отстегнулся от буксира… Вот остался один на один с небом и своей потрясающей способностью парить, скользить, купаться в воздухе… И вот он уже танцует в вышине под негромкий свист своих тонких крыльев. Петли, перевороты, бочки… Стремительно пролетев над полосой, он снова взмывает вверх, делает спокойный круг, плавно снижается и аккуратно садится. Я слышу кругом аплодисменты, с усилием воли отрываю взгляд от планера, и вижу, что вся тусовка слета повскакивала с мест и аплодирует пилоту. Или планеру. Или самому совершенству, воплощенному в этом творении человека?


А вечером, когда улеглась термичка, мы полетели по маршруту Кольчугино – Переславль - Юрьев-Польский - Кольчугино.
Летая над окрестностями Новой Риги, мы наизусть выучили каждую крышу пафосных местных дворцов-коттеджей. Земля выглядит там абсолютно препарированной. Рельеф местности не должен мешать грандиозному строительству! Поэтому он умирает под бульдозерами и экскаваторами, и на его месте возводится новый ландшафт – рукотворный, угодный заказчикам и покупателям новорижского жилья. Когда смотришь с высоты полета дельталета – где-то в подсознании возникает смутная ассоциация с жестокой пластической операцией. Вот была в прошлом году земля… Такая естественная, простая, не без своего изъяна и со своей неповторимой прелестью. Старый коровник, лесок, грунтовая дорога.. А сейчас лицо земли изрыто хирургическим вмешательством – котлованы, насыпи дорог, фундаменты домов… Пройдет время, опытный хирург зашьет и зашлифует швы, и мы увидим с воздуха лужайки и дворцы, высаженные в рядок крупномеры, пруды и водопадики с альпийскими горками… Так престижно, модно.. стандартно, безлико.
В одном из таких поселков в пруду размером 50 м, архитекторы соорудили косу и маяк на ней. Видимо, чтобы жители не заблудились, плавая тут на океанских катерах?… Этот пруд с маяком стал для нас неким символом «золотой клетки». Насколько же свободны люди, которые могут увидеть настоящие маяки и настоящее небо и землю…

Земля в окрестностях Владимира самая что ни на есть настоящая. Можно пролететь 60 верст и не увидеть ни одной живой души, кроме немногочисленного стада коров.
А уж как она красива в лучах вечернего солнца – и передать невозможно! Зеленые плюшевые поля, изрезанные молодыми оврагами, змейские речки со смешными названиями и органично вписанные в ложбинки деревушки с маленькими домиками мышиного цвета. Длинные тени от деревьев лежат на земле, и горизонт затянут шелковистой дымкой… Разомлевшая земля парит и дышит, а мы скользим над ней в восторге от полной гармонии и красоты неиспорченной земли, полной естественного и живого очарования, и чувствуем благодать и спокойствие…


В 6 утра начались полеты. Я с завистью посмотрела на спокойно спящего под рев моторов Данилу, и пошла гулять. К 9 утра гулять стало невозможно, хотелось лежать, высунув язык, в тени крыла нашей дельта-птицы. Дима с Наташей улетели в Суздаль. Раскаленный воздух колыхался над взлетной полосой. Я улеглась под крыло и хотела попробовать подремать, но тут начали прибывать зрители. Многие из них видели дельталет впервые, и им, конечно, хотелось рассмотреть его поближе и спросить хоть что-нибудь в меру своей фантазии. И мне пришлось отвечать…в меру своей фантазииJ.
Данила, наконец, тоже вылез из раскалившейся палатки… и тут же попал, как говорится, как «кур в ощип». Лева, не дав ему умыться, привлек его к участию в параде, да еще назначил главным в группе дельталетов. Данила, было, пытался увильнуть, но повышенное чувство ответственности, плюс вялая сопротивляемость спросонья сыграли свою роль. Не успев опомниться, мы уже выруливали на взлетную полосу.
И это в 12 часов, когда болтанка самая сильная!!! Но Данила уверенно вел аппарат, и Леша Школин так четко подстроился к нашему крылу, что создавалось впечатление, что они отрабатывали этот синхронный полет не один раз. Я слышала в своих наушниках только голос Данилы, а прочие переговоры оставались для меня скрытыми. «Ноль три семь первый… на четвертом триста» «Ноль три семь первый… группа в зоне»… сначала все это звучало для меня загадочным шифром, но потом меня немного посвятили в профессиональный язык пилотов.
Вот так я поучаствовала в самом настоящем авиа-параде… в качестве балластаJ



Вечером этого дня мы летали в Суздаль. Снова прекрасные, почти необитаемые окрестности, снова прохладный ласковый воздух после раскаленной земли…
Описывать словами это трудно, гораздо красноречивее скажут о наших впечатлениях фото, но и они, к сожалению, не передают всех эмоций.
Итого, 350 километров полетов над Золотым кольцом и еще 400 туда-обратно, героический «Аэрос» под управлением пилота Денисова Даниила совершил, не чихнув и не вздрогнув, за что ему огромное спасибо, нашему ало-белому крылатому змею.

Когда мы прилетели вечером из Суздаля – нам рассказали, что один из самолетов, изящная «Ламбада», потерпела крушение в ближайшем болоте. Слава Богу, люди остались живы-здоровы. Гошка, наш маньяк-фотограф, лазил по канавам в поисках лучшего ракурса одуванчиков, когда вдруг мимо него просвистел самолет и плюхнулся в болотце, подняв кучу брызг. Он успел заснять этот момент. Бедный самолетик растерял все свои шасси по канавам и сломал винт. :( Желаем ему удачной эвакуации из Кольчугино и скорейшего выздоровления. Надеемся увидеть его в рядах участников слета в следующем году!

На обратной дороге я с тревогой рассматривала грозу на горизонте. Как там наши летучие? Смогут ли обойти фронт или совершат вынужденную посадку? Не таит ли эта туча серьезной угрозы?
Два часа гонки по Ярославке – и мы в Москве. И, к моему облегчению, через пол-часа звонок. «Мы прилетели». Ура!
Куда в следующий раз?....

Май 2007.
Фото Георгия Ляпунова

Домбайский полет

В Москве уже половину зимы не было снега. Я тоскливо поглядывала из окна офиса на газон, припорошенный какой-то белой перхотью и, сощурившись, пыталась представить себе сугробы. Абсолютно сухой асфальт радовал автомобилистов. До поездки в Домбай оставалось меньше недели.
Мы выехали из города ночью, как беженцы, спасающиеся от этого убивающего серо-коричневого цвета, поглотившего все вокруг. Я уютно завернулась в спальник на заднем сидении нашего микроавтобуса и попыталась заснуть, чтобы поскорее оказаться там, где настоящий снег, огромные елки, «горы синие вдали» и еще бог весь какие чудеса, расписанные мне Данилой, у которого при слове «Домбай» делалось задумчиво-мечтательное выражение лица.
Утром, когда наш неутомимый автобусик поглотил уже добрых 800км, то есть половину пути, я начала беспокойно крутить носом и вглядываться в проносящиеся за окнами пейзажи. Все та же пыльно-унылая серость неотвязно сопровождала нас. Невозможно выразить словами ту тоску, которую навевают российские пришоссейные пейзажи в январе без снега. Замерзшая грязь, убогие строения поселков… Это совсем не те дремучие деревеньки, которые еще можно встретить в глубинке, и где каждый дом, хоть и покосившийся и осевший, хранит энергетику земли. Здесь, в поселках, нанизанных на оживленную трассу, нет той смиреной бедности. Дома кирпичные, ворота железные с разными створками, (ну да, сначала была украдена одна, а вторая – при случае, позже…), заборчик, в котором местами прорехи залатаны кусками рекламных щитов… Тут и там развалы цветных пластиковых тазиков, мягких игрушек с недобрыми мордами и пляжных полотенец с жуткими принтами. Я отвернулась от окна, уткнулась носом в данилино плечо. Смотреть на все это не было сил.
К вечеру снег так и не появился. В Нижней Теберде мое беспокойство переросло в почти панику. Данила посмеивался надо мной: «На горе снег будет, точно. Не волнуйся». Но я не могла себе этого представить: осталось ехать полчаса, а снег пока являлся только в виде грязных кучек по обочинам дороги.
В Домбае снег, действительно, был. Улица оказалась покрыта коричневым бугристым льдом, сугробы посыпаны мусором. Мы поселились в двухкомнатную квартирку вместе с Егором и вышли поужинать. Усталость моя, кажется, была вызвана не долгой дорогой, а нежеланием смириться с встречающимся на каждом шагу бардаком и уродством. В нашей комнате розовые пластиковые цветочки «украшали» полочку в темно-коричневой «стенке» времен 70-х, на стене висел красный синтетический ковер, под ним стоял зеленый узорчатый диван. На пути к кафе в сугробе торчала елка с развевающейся по ветру фиолетовой мишурой. На фанерном щите черной краской с подтеками написано: «Пракат квадрациклов». Я шла очень осторожно, чтобы не растянуться на скользкой тропинке и старалась смотреть только вверх. Потому что там, в звездном небе, чуть правее отчетливо читающегося Ориона, смутно белело нечто невообразимо-прекрасное, призрачно-сияющее… Горы.
Утром я вышла из подъезда и замерла, задрав голову и раскрыв рот. Поселок еще лежал в морозной тени, синеватой дымке, а над ним, по всему периметру горизонта, светились остроконечные солнечно-снежные пики, такой белизны и красоты, что захватывало дух. Ощущение было такое, что это фотообои. Скорее, скорее, наверх!
Доковыляв в горнолыжных ботинках с лыжами до подъемника (язык уже на плече, организм еще не понял, что тут 1600м над уровнем моря), мы были приятно удивлены полным отсутствием очереди и шикарными плексовыми кабинками новой канатки, мягко и очень быстро доставляющими лыже-бордный народ на уровень 2277м. Мы с комфортом «летели» среди обещанных мне громадных елок, я удивленно заглядывала вниз, не веря своим глазам, пыталась определить – сколько же метров высотой эти горные великаны. 70? Или некоторые почти 100? Какие-то секвойи просто, а не ели. Я и не подозревала, что они такие бывают.
Встегнулись в лыжи – и уже на 6-креселке, опять не успев оглянуться, очутились на так называемой «5-й очереди», верхней точке склона, 3 тысячи с копейками метров. Итого, путь из поселка до вершины занял всего около 20-ти минут. Да, видимо проблема очередей тут решена раз и навсегда, или по крайней мере, до того момента, когда местные «умельцы» умудрятся сломать надежную швейцарскую технику.
Первые несколько секунд я стояла, забыв о том, зачем я сюда поднялась. Сверху открылась панорама горных гряд и пиков, уходящих вдаль. В прозрачном солнечном воздухе были различимы и далекие горы на горизонте, и подробности рельефа ближних пиков. Данила перечислял мне их названия (Белалакая, Софруджу, Домбай-Ульген, Джугутурлючат), и мне казалось, что это не географические названия, а имена белых арабских лошадей, спокойно гуляющих в снежной долине. Но ладно, пора было выходить из пришибленно-романтического экстаза и вспоминать ски-технику. «Я все забыла!!!» – в ужасе думала я. На самом деле, как можно забыть то, чего толком и не умела? Мой опыт катания до сих пор был ограничен двумя спусками в Волене и 10-ю днями в турецком Паландокене, где самая сложная покоренная мной красная трасска сейчас вспоминалась как учебная горка. «Неужели я смогу съехать до самого низа?!» - проносилось у меня в голове, в то время как под одобрительные возгласы Данилы, нетерпеливо поджидающего меня на несколько метров ниже, я старательно приседала и кантовалась на укатанном бугристом склоне. Через пол склона оцепенение понемножку начало проходить, я уже позволила себе связывать в единую линию несколько дуг, как тут нарисовалась новая задачка: длинный узкий желоб с крутыми краями, раскатанный практически в лед, а сбоку -на мой взгляд – почти отвесный склон. «Давай, внизу встретимся!» – услышала я радостно-возбужденный возглас, и нерешительно стоя на перегибе, полюбовалась, как красиво и четко обрабатывая бугорки, Данила ушел вниз по этому жуткому боковому склону, и потом неловким соскальзыванием, в час по чайной ложке добиралась в желобе до следующего широкого выката. К слову сказать, через три дня катания тот «отвесный» склон уже казался мне гораздо привлекательнее и приятнее этой ледяной трубы с камнями. Спускаясь по нему, я осторожничала, останавливалась после каждых двух поворотов, смотрела вниз и думала «Во, блин, ужас-то какой!» Но лыжики послушно входили в намеченную дугу между бугорков, другую, следующую, и, в конце концов, доставляли меня до пологого выката со свистом в ушах и восторгом контролируемой скорости в душе.
И все было замечательно, я уж самонадеянно возомнила себя горнолыжником, как на горе выпал долгожданный свежий снег. Он шел всего полдня и ночь, утром как по заказу снова включили радостное солнце. Склоны были покрыты полуметровой пуховой периной, сияющей и манящей. Едва спрыгнув с креселки, Данила рванул на эту целину, как будто его не пускали в горы лет 10. Видно, мои скромные успехи предыдущих дней и его ввели в заблуждение относительно моих настоящих возможностей. «Догоняй!!! Поскакали!!!» - и он рванул по пушистому склону, вздымая белые фонтаны. Я, было, радостно хотела последовать его заразительному примеру, но вдруг лыжи повели себя совсем не так, как вчера. Повернуть их в глубоком снегу оказалось гораздо труднее, они упрямо выбирали себе свои собственные траектории, не имеющие ничего общего с намеченными мною. Меня выбрасывало в заднюю стойку, что полностью лишало меня контроля, а когда я попыталась загрузить носки, лыжи зарылись в снег, раздался радостный щелчок отстегнувшихся креплений, и я рыбкой улетела вперед. После этого, еще раз мысленно поблагодарив Данилу за подаренный мне на Новый год шлем и, выплюнув снег, поползла верх по склону в поисках своих лыж, оказавшихся почему-то на глубине полуметра. Для того чтобы обнаружить эти полезные ископаемые, мне пришлось перекопать участок 2 на 2 метра. В этот момент я чувствовала себя настоящей бедняжечкой и ревела в три ручья, утираясь мокрой перчаткой и стыдливо поглядывая на склон – не станет ли кто свидетелем моей слабости. Но к счастью, склоны были довольно пустынны, а одинокому кувыркающемуся вниз бордеру было не до моих соплей.
В таком настроении и застал меня Данила посреди склона, когда спускался уже второй раз. Я задумчиво стояла на перегибе и собиралась с духом перед преодолением очередного склона, где участки рыхлого снега перемежались с ледяными горбушками, откуда снег уже сдуло. (редкая гадость!) Наш с ним сегодняшний драйв был абсолютно противоположным: он - возбужденный, ошалевший от свежего снега, готовый кататься без перерыва, и я – испуганная несколькими падениями, злая на себя за свою неуклюжесть, оцепеневшая от непонимания – что случилось? Вчера я гоняла и чувствовала себя уверенно, а сегодня ковыряюсь в 10 раз хуже первого дня. Я отмолчалась на глубокомысленный вопрос «Ты че?!», и мы продолжили кататься каждый в своем ритме. Потом, анализируя всю эту ситуацию, я поняла, что мне не стоило переоценивать свои возможности и пытаться угнаться за Данилой, а ехать на первом участке максимально медленно и осторожно, дать себе привыкнуть к новому качеству склона, ведь это был первый рыхлый снег в моем горнолыжном опыте.
И мы чуть было не уехали на следующее утро. Не буду вдаваться в подробности неожиданно возникшей суеты вокруг нашей логистики, но к счастью, страсти улеглись, наш отъезд остался запланированным на воскресенье, и нам остался еще целый день спокойного катания. Уже легко преодолев привычный путь от дома до подъемника (организм смирился), мы поднялись наверх, вдыхая полной грудью домбайский воздух, стремясь надышаться им всласть, про запас, насмотреться напоследок на нереальную красоту, которой так будет не хватать дома… Начали спуск, вдруг Данила резко развернулся и буквально побежал по склону вверх «елочкой», срывая с себя маску. «Саня!!! Ты?!!!» На верхушке холмика стоял парапланерист с разложенным крылом, готовым к полету. «Ух ты, Даник!!!» И дальше – объятья, и возгласы «а ты как тут» и «а ты как вообще». Оказывается, лет 10 назад они тут летали вместе. «Елка, полетишь?» Вообще-то я летаю только с Данилой… Но тут, глядя вниз на домбайское ущелье, на зазубренный Эрцог над полоской легкого облачка… я сказала «да» быстрее чем успела об этом подумать. И вот – я стою в обвязке, в лыжных ботинках, лицом к склону и к горам, и мне говорят, мол, надо будет сейчас очень быстро бежать, потому что штиль. Ага, очень быстро бежать в лыжных ботинках – вы себе это представляете?! И пилот копошится за спиной, а я стою с глупой улыбкой перед обрывом. А потом – бегу изо всех сил, и два здоровых парня-помощника тащат нас за лямки так, что я еле успеваю перебирать ногами, и я даже не успеваю в этой кутерьме понять, когда мы отрываемся от снега, и вот мы уже летим, и под нами стремительно нарастает высота. А еще через минуту – под нами километр, впереди горная панорама, и никакого шума мотора, только упругий воздух тихо свистит в стропах. Пилот не очень разговорчив, он позволяет мне насладиться полетом. Воображение легко подыгрывает, я разворачиваю свои послушные сильные крылья, я сейчас полечу туда, над горами, мне уже совсем не важно, что там происходит на земле... Я полечу неспешно, паря и набирая высоту над нагретыми на солнце скальниками, облечу вокруг Эрцога, посмотрю, как он выглядит с другой стороны… Потом посижу на верхушке самой высокой елки, отдохну и пущусь в обратный путь… К вечеру вернусь, сложу уставшие крылья, приглажу растрепанные перья и усну, спрятав голову под крыло…
Мы медленно спускаемся по спирали над поселком, на снегу в долине речки вытоптан участок для посадки. Мы плавно плюхаемся попами в глубокий мягкий снег - мягче, чем дома на диван. Тут же в кармане раздается знакомый ринг-тон, это Данила. Еле откапываю в ремнях обвязки и складках куртки карман с телефоном и кричу в трубку от избытка чувств: «Супер!!! Все отлично! Все очень здорово!!!» Пилот смеется: «Вот это был шоколадный полет, и посадка на пятерочку! Самый спокойный мой полет за пару лет!» Я благодарно чмокаю его в щеку и помогаю уложить в чехол нежный легкий купол.
Катание в тот крайний день было просто великолепное. То ли настроение, заданное неожиданным подарком судьбы – этим полетом над горами, заставляло меня кататься с неведомым до сих пор драйвом и задором, то ли снег улегся за ночь и не хватал уже так коварно за ноги, то ли я раскаталась, приноровилась за неделю, но заканчивала я катание на радостном подъеме и в абсолютно довольном состоянии. Хорошо, что не уехали вчера, после трудного дня и без чувства удовлетворения!
По дороге в аэропорт Мин.воды нас провожал не «гордый красавец Эрцог», а двугорбый Эльбрус на горизонте с легким крылом волнового облака над вершинами. Солнечное настроение сменялось легкой грустью расставания с этими странным местом, где величественная природа окружает убогие человеческие жилища, искренняя, почти детская радость от скорости на белоснежном склоне соседствует с разочарованием от крохоборства гаишников и завышенных цен на примитивное обслуживание…
Но главное, что мы провели этот маленький отпуск вместе, в состоянии, когда мало что может испортить настроение, когда мир вокруг кажется намного лучше, чем он есть на самом деле… Кажется, это состояние называется «счастье»?...


Домбай, 2008.

вторник, 22 июля 2008 г.

Записки на рисовой бумаге


Пришло время немножко написать про Бали и про этот отпуск вообще… Было ли что- нибудь когда-нибудь сильнее по впечатлениям? Время покажет – ровные моменты занесет песком, а застывшие всплески эмоций останутся торчать в памяти.
А сейчас я лежу лицом к Индийскому океану, оставшись в одиноком ощущении, и пытаюсь переварить все эмоции последних двух недель.
Сингапур пока оставлю на более конструктивное состояние ума – там было ДЕЛО, город, напряженные попытки говорить с партнерами по-английски, Боря с Лешей и «спорами» о работе, со стороны больше похожими на ругань. А потом мы трое отделились – Виталик, Олька и я, и прилетели сюда.
После Сингапура с его европейской породистостью, аэропорт и улицы Демпасара напугали, напомнили Кавказ и Египет одновременно, захотелось не спускать глаз с багажа и придерживать сумку с документами. Ночь, много маленьких темных людей, узенькие улочки, на тротуарах сидят на корточках белоглазые и белозубые…индонезийцы?....балийцы?... Кто Они? Жители экватора, с ума можно сойти…
Постройки, в нашем понимании не пригодные для жизни, например, без окон и с 3-мя стенами, тоже попадаются.. Но ведь нет сезонности… Но ведь зато есть москиты? Не знаю, живут и выглядят счастливыми – из-за несползающей с лица улыбки. И здоровыми – из-за гладкой кожи цвета молочного шоколада и поголовной стройности. Эта вытопленная на солнце худоба относится тут ко всем – собакам, петухам и лошадям в том числе. Толстые австралийские туристы на их фоне выглядят как бледные медузы среди стайки шустрых антиасов.
За 2 доллара вполне цивильный таксист довез нас до отеля…И лишь переступив порог Сантики, как это ни банально, я наконец почувствовала себя отдыхающей. Как будто мое измочаленное существо проволокли напоследок по асфальту, и положили в целый бассейн бальзама – лежи, отдыхай, расправляй и очищай мысли, открывай потоки энергии.
Отдыхать тут умеют заставитьJ
Кругом цветы. При входе в отель – чан с плавающими лепестками роз. Потом мостик через прудик, в котором цветут белые лилии и розовые лотосы. Пахучие белые…что-то типа магнолий… осыпаются на дорожку. Около бассейна каменные вазы с водой, в которой каждый день плавает новая цветочная композиция. В номере белые бутоны лежат на постели, в ванной. Все скульптуры украшены живыми гортензиями. Весь персонал носит цветы в волосах – и мужчины и женщины. Это какая-то часть культуры, связанная с религией хинду (ветвь индуизма) – характерной только для Бали.
Кругом музыка. Их национальные инструменты напоминают по принципу детскую игрушку металлофон. С помощью двух деревянных колотушечек музыканты извлекают из металлических, бамбуковых и кожаных барабанчиков странные звуки, сливающиеся в психоделическую музыку, лишенную мотива, но проникающую, кажется, в само твое существование. Музыка живая, звучит фоном постоянно – около бассейна, на пляже, в ресторане. К концу отдыха ее не замечаешь, но без нее чувствуешь себя не так уравновешенно.
Мы пошли в темноте на звук прибоя. Это – ОКЕАН. Он живой, серьезный, он дышит и не располагает к фамильярности. Мы гуляли по прибою по утрамбованному песку, не думая о намокающих штанах… Мы начали сливаться…….

Абсолютно детское ощущение – отдыхать с друзьями. Как будто мы с Димкой и Алькой на берегу Обского моря – беззаботно радовались жизни, смеялись, строили крепости из песка, так и тут на берегу Индийского океана с Виталиком и Ольгой мы сбросили лет по 25 и чувствовали себя как дети….

«Monkey, go home!»
А на следующий день мы поехали на Уловату.
В туристической книжке это место позиционировалось прежде всего как храм на утесе, над океаном, где можно и нужно смотреть sanset. Почему-то, когда говоришь о закате на Бали, его хочется называть именно сансэт, в этом английском слове есть что-то восточное, в памяти легче всплывают огненные облака и характерные контуры храмовых крыш на фоне рыжего неба…Он там, действительно, есть – и храм, и сансет, но для меня это место навсегда останется Местом обезьян.
При входе в храм нам выдали красивые сиреневые юбки и желтые пояса. А также, предложили за 10 000 рупий купить мешочки из шуршащего целлофана с порезанными зелеными бананчиками. С фотоаппаратами наизготовку мы вступили на священную землю. Местная женщина жалобно причитала нам вслед «дайте мне работу!» - предлагала себя в качестве гида. Но поняв, что мы и «сами с усами», посоветовала вдогонку хотя бы снять очки и спрятать пакетики.
Первую мартышку мы встретили почти сразу – на лестнице. Она была на удивление одинока и поэтому сразу оказалась в центре нашего внимания, мы полезли за пакетиками.
Не знаю, у русских ли это людей, или у всех в крови – стремление накормить во что бы то ни стало («Зачем тебе пони?» - « Кормить!»). Хотя, пакетиками шуршали все – японцы, австралийцы и прочие. Обезьяны на этот звук замирают, делают умное лицо и начинают приставать. Как выпрашивают лакомство привычные нашему глазу звери? Ну, тычутся мордой, может, крутятся рядом, трутся о ноги… А эти – берут руками за юбку и держат! Не отпускают. Корчат смешные, страшные или жалостливые рожицы. Повизгивают и шипят. Даешь ей кусочек лакомства, а она неожиданно не зубами его берет, а рукой! Прикольно.
Ольга достала свой пакетик, призывно им шурша. Мартышка, не дав нам опомниться, молниеносно выхватила его целиком! Но Ольга – не промах, смелая девушка – с криком «Куда?! Обожрешься целлофана!!!» - сцапала бедную обезьяну за хвост! Та не ожидала такой храбрости с нашей стороны и выронила добычу, продемонстрировав напоследок свои зубищи. Общественный пакетик был спасен, но клыки произвели впечатление! Длинные, желтые, сантиметра по 4 каждый. Этакие саблезубые мартышки. Трогать их больше не захотелось.
С каждым пролетом лестницы концентрация зверюшек возрастала. На верхней смотровой площадке туристы растерянно толпились в центре, а по бордюрам гордо, по-хозяйски шарились обезьяны. У многих из них в руках (лапах?..) были у кого – половинка солнечных очков, у кого – целая шляпа, изрядно поеденная и посявканая. На моих глазах одна обезьяна ловко стянула с гладких черных волос японки ярко-красную резинку и радостно унеслась куда-то с добычей. Другая – сняла с головы зазевавшегося молодого человека солнечные очки. Очки парню было жалко, и он призвал на помощь местного служителя. Мне стало очень любопытно пронаблюдать – каким образом можно отобрать у ловкой зубастой твари такую заветную игрушку. Но, видимо, методика отработана и отточена годами. Служитель стал кидать обезьяне пакетики с орешками. Один она схватила одной рукой, другой - второй, переложив очки в зубы. Чтобы поймать третий пакетик, ей волей-неволей пришлось бросить очки. Видно, орешки, все-таки ценнее!
Мы скармливали им кусочки бананов, умилялись на мамашек с малышами, хихикали над ссорящимися подростками… Вдруг, всех обезьян как ветром сдуло с бордюра и на него взгромоздился здоровенный важный самец. Солидно, неспешно устроился поудобнее, загородил нам весь вид на прибой. Виталий показал ему бананы, чтобы привлечь его внимание для лучшей фотографии. Я стояла немного поодаль. Что послужило поводом для атаки – ума не приложу! Мартых вдруг подпрыгнул ко мне, схватил сильными ручками меня за плечо и цапнул своими клыками.
Надо отдать должное зверику, такими зубами можно было пол-руки откусить, но видно его намеренья были не столь кровожадны, я отделалась четырьмя бороздками, пропоровшими кожу и синяком размером с пол-ладони. Почему он цапнул меня, а не стоящего вдовое ближе к нему Виталия, и почему вообще он проявил агрессию – так и осталось для нас непонятным. Не думаю, что это частый и стандартный случай, все таки Уловату – туристское место, если бы такое случалось часто, слухи сделали бы свой черный PR.
Я застыла с открытым ртом от такого поворота событий, люди кругом хором ахнули, первой же реакцией Виталия было – оторвать этому нахалу бошку. И он даже сделал порывистое движение в сторону моего обидчика, но, имея в руках только фотоаппарат с телеобъективом за полторы штуки баксов, который в качестве орудия убийства мартышек использовать не очень э…удобно, на секунду замешкался, рациональное мышление взяло верх, и обезьян улизнул от возмездия.
Солнце со скоростью нормального экваториального солнца стремительно падало в воду, а мы, вместо того чтобы ставить штатив и выбирать ракурсы, неслись по лестнице к работникам храма для оказания медицинской помощи. Пожилой индонезиец поцокал языком, спросил «Зачем трогали?» (этот вопрос задавали потом все, кому я объясняла – что у меня с рукой), не поверил, что не трогали (как и все, кому я потом объясняла, что у меня с рукой), достал сомнительную бутылочку с желтоватым желе и прям поверх запекающейся кровяной корочки начал вымазывать его на меня своим заскорузлым пальцем. «А дезинфекция?!» - удивились мы. «Не нужна.» - безапелляционно отрезал тот. То ли все на этом тропическом острове располагало к беспечности, то ли вид у индонезийца был уж очень уверенный, но я, не задумываясь, решила, что он лучше всех знает, как поступать с укусами обезьян. После Уловату мы спокойно поехали в ресторан на побережье, и только вернувшись в отель в пол-двенадцатого ночи, позвонили нашему тур.оператору – поделиться приключениями. Тот почему-то не разделил нашего веселья по поводу нетривиального случая и строго наказал нам ехать в госпиталь.
А теперь представьте себе, что в каком-нибудь пусть даже очень туристском месте России, например, в Суздале, или на Кижах, иностранного туриста кусает какое-нибудь местное животное, хотя бы кошка или собака. И в полночь он попадает в местную э… амбулаторию. «Как не повезло яблокам…» и как повезло мне, что в Демпасаре, где люди пашут рисовые поля на быках, госпиталь(правда, частный) сиял европейской цивилизацией, смешанной с местной учтивостью. Элементарная обработка раны и прививка от столбняка сопровождалась торжественным колдованием надо мной двух врачей и медсестры (с цветами в волосах). Я получила тест на аллергические реакции перед прививкой, кучу рекомендаций, пакетик с антибиотиками и обезболивающими, пластыри для купания (которые действительно держатся, даже в океанский волнах!)… Вот такие «дикие» балийцы.
За одно то что мы ржали весь отпуск по поводу моей покусанности, я готова простить мартышке злобную выходку. А потом, кто еще может похвастаться таким приключением?


«Очи разные»
Так вот, в первый вечер, сразу после обезьян, мы поехали ужинать в Джим-Баран.
Это, говорят, рыбацкая деревня. На берегу океана, прям на песчаном пляже стоят столики со светильниками. В темноте весь пляж – до куда хватает взгляда - сияет живыми огоньками. Воздух непрозрачен из-за густого дыма коптилен (в качестве топлива используется кокосовая кожура). Длинные океанские волны то подползают к столикам, лишь 10 метров не достигая твоего кресла, то лениво пошушукиваются вдалеке, в темноте… Можно запросто представить себя сидящей у костра, и не помнить, что занесло вас с друзьями на этот ночной пляж…Но это все об антураже. А уж о качестве кухни и говорить нечего – свежайшие рыба, креветки, лобстеры, приготовленные на кокосовом гриле и плюс к этому – куча бесплатных соусов, гора риса, печеная картошка, жареные папоротники… И тарелка фруктов на десерт…
От столика к столику ходит группа музыкантов – 2 гитариста и контрабас. Когда они подошли к нам, мы заказали «Айярибу». Пели классно, играли еще лучше. Мы с готовностью прихлопывали и подпевали. Они задали стандартный вопрос «откуда вы?»(здесь все задавали его нам – потом выяснилось, что им интересно, где живут такие высокие девушки), и услышав, что из России, затянули «Очи черные». Мы попадали со стульев со смеху. Во-первых, старинный русский романс в исполнении трех латинцев звучал больше похожим на «Бессамэ», а во-вторых, они с упорством повторяли «очи разные» вместо «страстные». Увидев, какие мы веселые ребята, они сбацали нам напоследок еще одну зажигательную мелодию, и тут мы, не удержавшись, пустились в пляски на песке босиком, удивляя сидящих вокруг сдержанных японцев.
Классно было там, будете на Бали – обязательно поезжайте в Джим-Баран ужинать!

Аромат тропических фруктов.
Поскольку купаться с укусом мне было нельзя 3 дня, мы поехали по достопримечательностям. И в качестве первого маршрута выбрали Братан – такое знакомое русскому слуху название имеет озеро в центре острова у подножья вулкана. Там на маленьком островке возвышается храм. В сезон дождей вода в озере поднимается и к храму можно попасть только на лодке.
Ехать надо было около 3-х часов, хотя это не значит, что далеко. Скорость движения автомобилей не больше 60 км/ч, на «трассе»(участок прямой дороги в 2 полосы километров с 10) водитель разогнался аж до 80. По дорогам в огромных количествах ездят маленькие мотобайки. Это типичный индонезийский вид транспорта, причем ездят на них все – от деловых дам в офисных костюмах, до студентов и фермеров. Порой на одном крошечном байке восседают папаша, мамаша и трое деток от нуля до пяти. Мотоциклисты едут в куче, чуть не касаясь друг друга коленями, в купе с левосторонним движением, все это создает ощущение полного хаоса на дороге.
Половина пути лежала по пересекающимся улочкам, и только к концу пути – уже повыше в горах, в глубине острова, стали попадаться участки каскадов рисовых полей. Плотность населения огромная, кажется что Бали – один большой поселок. Меня не покидало чувство Гулливера, мало того, что люди в среднем мне по плечо, так еще и дороги, и постройки примерно в 1,5 раза уже, миниатюрнее чем казалось бы, должно быть. Только деревья огромные. По поводу одного из фикусов мы спорили – 30 или 50 метров у него размах кроны.
По обочинам дороги попадались лавчонки с фруктами. Хваленые маленькие бананчики мне не понравились, клубнику немытою есть было страшно, а вот нечто, похожее на резинового игрушечного ежа размером с мяч для регби, с оранжевыми толстыми шипами, нам приглянулось. Мы пристали к водителю, мол, хотим купить, давайте остановимся. Но тот сразу перестал понимать английский и твердил только «на обратном пути, позже, позже». Ладно, мы на этом успокоились. Около одной лавочки он все-же остановил. «Ежей» там не было, но были связки чего-то похожего на маленькие гранатики, внутри у которых в форме долек чеснока вкусная сладкая сочная мякоть.
Храм на озере очень красив. Место, конечно, туристское, впечатление немного портят совершенно «арбатские» штучки вроде фото с удавом и портретов за 5 минут. Но нам удалось абстрагироваться от этого, взяв на прокат лодку с гребцом. Под звуки тихо шлепающих по воде весел в теплом сыром воздухе, на лодке с бамбуковыми противовесами по бокам, гораздо приятнее наблюдать озерный храм. В тумане у берега картинно вырисовывался силуэт рыбака. Мы поинтересовались – что за рыба клюет в индонезийском горном озере? И каково же было наше удивление, когда мы увидели в ведерке рыбака южноамериканских чернополосых цизхлазом – простеньких аквариумных цихлид, знакомых каждому аквариумисту!!! Как они поселились там, на противоположном конце света – осталось для нас загадкой.
На обратном пути мы заехали в ботанический сад. К расстройству Виталия, орхидейная оранжерея была уже закрыта. Но зато мы погуляли в невиданной коллекции бамбуков. Самые маленькие бамбучки выглядели как невзрачная травка, а самые большие - в диаметре около 30см. Заросли черного бамбука тоже поразили воображение – второй ряд стволов уже почти не просматривается, так густо он растет. А еще мы видели цветущее алоэ.
Посреди парка нашему взору предстала скульптура, изображающая какого-то мифического героя, сражающегося с обезьянами. Они облепили его с ног до головы и кусают его нещадно. Заныло плечо, и я почувствовала себя не одинокойJ.
Сказывался недосып, акклиматизация и эмоциональные перегрузки – на обратном пути мы все трое заснули в машине. А когда проснулись, вокруг уже был мерцающий огоньками городок, все фруктовые лавочки мы проехали. «Что же ты не остановил нас около того фрукта?!» - возмутились мы. Но водитель оправдывался, мол, все уже были закрыты. Но мы ребята упорные, оставаться без вожделенного лакомства не собирались, поэтому заехали в местный супермаркет.
В магазине длиннющими рядами тянулись фруктовые лотки. Больше половины форм и наименований я видела впервые. Знакомый нам «ежик» занимал почетное место. Мы поняли, что на троих такой большой не осилим, тем более, что хотелось попробовать все экзотические плоды. Мы взяли на пробу кусок в вакуумной упаковке(если понравится, купим целый, когда приедут наши друзья – решили мы), а также, набрали еще каких-то фруктов целый мешок.
Еще при входе в магазин я сморщила нос от неприятного странного запаха… Но на фрукты это было совсем не похоже. Я дошла до рыбных рядов в другом конце супермаркета, принюхалась к креветкам на тающем льду…но нет, там пахло морем и свежей рыбой. Не придав больше этому значения, мы оплатили свои покупки и поехали в отель. Нас ждал легкий фруктовый ужин с невиданными плодами тропиков!
Едва открыв в номере пакеты, я уловила тот же мерзостный запашок. Кажется, становилось понятно, что является источником – кусок нашего вожделенного «ежа» источал такое амбрэ, что я не решилась его даже распаковывать. Вдыхание этого «аромата» отбило у меня охоту не только пробовать этот фрукт, но и вообще есть или пить что бы то ни было…Так и пошла спать голодная.
Как потом объяснили нам знающие люди, этот фрукт называется «дуриан» и даже в свежем виде источает специфически-отвратительный запах, а если подтухнет в помещении, говорят от запаха невозможно избавиться никогда. Во многих отелях он запрещен к проносу на территорию! Вот почему, оказывается, водитель всеми правдами и неправдами сопротивлялся тому чтобы мы покупали этот фрукт!!!

Нирвана.
Прав, наверное, Леша Казакевич, что самое ценное, что самые ценные «достопримечательности» в разных местах мира – это люди, особенно если это неординарные личности. С одним таким человеком мы познакомились на острове Ява.
В аэропорту Демпасара нас встретил высокий смуглый индонезиец со странными глазами – в карих радужках снизу «плавали» голубые полумесяцы(я такого раньше никогда не видела!) Со счастливой улыбкой он поздоровался с нами и начал разговаривать по-русски. Оказалось, что он изучает русский язык, и провести день в качестве нашего гида для него – лучшая практика. Говорил он вполне понятно, что явилось для меня образцом упорства и рвения к изучению языка, так как вся учебная литература, которая была в его распоряжении – это «русско-индонезийский разговорник в 1000фраз» Хазарин (так его зовут) очень сетовал на полный вакуум русской литературы на Яве. Он хочет организовать курсы русого языка для индонезийцев и очень просил нас прислать ему литературу. Хазарин говорил, что изучает русский язык просто потому что ему нравится речь. Кроме русского и родного он знает еще 8 языков, а еще изучает философию, религию, историю.
Целью нашего визита на Яву были два легендарных храма – Барабудур и Прамбанан (буддийский и индуистский соответственно).
Сначала мы приехали к Барабудуру. Он строился на высоком холме, причем строительство начиналось с вершины. Венчает его большой колокол, стоящий на основании – символ буддизма. Весь огромный комплекс составлен из рыхлого вулканического камня и сплошь покрыт горельефами. Камни не скреплены между собой – лежат как кубики и держатся только силой трения. Однажды храм был полностью разрушен землетрясением, но восстановлен добровольцами. «Восстановить все это было не трудно, - радостно сказал Хазарин, – это же как пазлы, каждый камень отличается от других по форме и должен продолжить рисунок. Надо было просто все собрать!» Я представила себе груду кусочков, разбросанных на километры вокруг, и усомнилась в том, как это было «просто».
Храм, как детская пирамидка состоит из слоев. Самая нижняя покрыта горельефами, на тему познания своих желаний – и по мере восхождения - через «познание» и «совершенство» – согласно буддийской морали – постепенно доходит до верхушки – нирваны, то есть пустоты. На верхней площадке расположены множество колоколов, в каждом из которых сидит скульптура медитирующего просветленного ученика. Хазарин показал нам несколько поз медитации, объясняя их смысл. А понятие «нирваны» объяснил очень доходчиво: «Вот я хочу изучать русский язык. И вот я учу его. Через какое-то время я знаю 1000 слов, и это хорошо. Еще через какое-то – могу говорить и писать, и читать книги…Но лучше всего – когда я знаю его как родной – это будет НИРВАНА, что означает «пустота». Потому что я не буду ДУМАТЬ об этом.»
Понимать такие истины особенно проще, когда стоишь на вершине самого большого в мире буддийского храма…


Вулкан и пещера Белого Клобука.
Еще один день без купания мы потратили на поездку к главному вулкану острова. К сожалению, вулкан оказался почти закрыт облаками, поэтому вершины с характерным профилем кратера мы не увидели. Но увидели застывшую черную лаву с сползающие струйки дыма – вулкан «курит». Последний раз он извергался совсем недавно – в 1974 году.


А по дороге на вулкан мы заезжали в «Пещеру слона». Это очень древний пещерный храм, основанный в1202 году. На этом месте раньше была столица Бали, и это было в те времена, когда буддисты и индуисты молились вместе. Потом люди покинули этот город (причиной было убийство короля и прочая политика) – и джунгли поглотили его. Высокая стена защищала город не от набегов врагов, а от нашествия лиан и корней. И как только стена была разрушена при землетрясении, город врос в лес. Странное чувство ничтожности человека со всей его «могучей» деятельностью захватывает, когда сквозь сплетение корней и лиан угадываешь фрагмент некогда величественной статуи… Или замечаешь в зарослях каменную лестницу, ведущую в никуда…
Только в 20-м веке город откопали из под пепла и расчистили от джунглей, теперь это памятник. Слонов тут отродясь не бывало, пещера носит свое название из-за скульптуры бога Ганеша(сына Вишны) , имеющего обличье слона. Здесь, среди проступающих из камня древних очертаний ванн для омовения, ниш для медитации и обломков грандиозных статуй, оплетенных лианами, в сознании моем проносились главы из «Книги джунглей» Киплинга. Я представляла себе белую старую кобру, свернувшуюся во влажной тени на груде сокровищ…
Количество культурных впечатлений уже зашкаливало, голова шла кругом, пора было отмачивать себя в океане.

«На гребне волны»
Продолжение следует…

июнь, 2005

Полеты во сне и наяву


Когда Лизке было лет 5, я купила ей большого сине-красного воздушного змея. К этому моменту мы уже посадили безвозвратно на провода дачного поселка парочку его предшественников - маленьких хвостатых цветных кусочков капрона на рамках… Абсолютно живых существ, рвущихся в небо из наших неумелых рук...
Новый змей был большой, около метра в размахе крыльев. Взлетал он несуетливо, уверенно, по прямой, и нам казалось, что он снисходительно поглядывает на нас с высоты своего полета, и возвращается на землю, не повинуясь натянутой леске, а только из нежелания огорчить ребенка…
Осенью я повесила его в комнате дочки под потолком. Он здорово сочетался с обоями в облачках и фосфорными звездами на потолке.
Как-то вечером, когда я укладывала ее спать, Лизка вдруг сказала мне, как всегда уверенным и не допускающим возражений тоном: «Мама. Я хочу летать на воздушном змее. Посади меня на него и запусти в небо."
Я умилилась наивным фантазиям ребенка, и как можно доходчивее попыталась объяснить ей всю невозможность этой затеи с точки зрения физики. Но надо знать мою дочь! Она с виду смиренно поджала губки и упрямо сказала: «Я все равно хочу летать на змее.»
Как пишут в сказках, долго ли коротко ли… миновало 6 лет.

На подгибающихся ногах я подходила к огромной синекрылой механической птице, которую Данила небрежно называл «телегой». Мною овладело самое настоящее оцепенение, когда я неуклюже залезала, путаясь в своих мыслях, в маленькое пассажирское кресло, пристегивала ремни и очарованно смотрела на панель приборов со странными цифрами… «От винта!» - раздалось в моих наушниках, и мы поехали на взлетную полосу. Короткий разбег, сердце прыгает куда-то вниз и … И от страха не остается ни малейшей тени!!! Мы летим. Я лечу! Я лечу так, как будто летала в этом кресле пол-жизни. Движения пилота абсолютно спокойные, уверенные, даже кажутся расслабленными. Воздух держит нас как океанская вода - он плотный, мягкий, сильный… Точно так же не страшно плыть на лодке. Конечно, можно утонуть - но с чего бы?!

Как-то в Египте, наплававшись вдоль рифа до скуки, я придумала себе новое развлечение - плавать вдаль, на глубину. Теплая ультрафиолетовая вода была пронизана солнечными лучами и насыщена шустрыми голубыми стайными рыбками. Не поднимая головы, и сильно работая ластами, я быстро уплывала от берега, пока даже намека на дно и берег не оставалось в моем поле зрения. Тогда я зависала в свободном «полете» и, размеренно дыша через трубку, подолгу лежала на воде лицом вниз… Это было самое настоящее ощущение полета, парения… Сияющее-прозрачная вода была почти незаметна в верхних слоях, как воздух с легкой туманной дымкой, но держала мое тело легко и непринужденно, кругом не было ни души, кроме удивленных рыбешек, и я не плыла, я летела!!! И это вызывало чувство, которое было трудно описать словами, близкое к какому-то животному восторгу. Я на долю секунды переставала чувствовать себя человеком, со всеми своими человеческими заботами, и становилась большой парящей птицей, свободной и уверенной в своем полу-невесосом существовании...

Наш дельталет скользил над яркими квадратами осенних полей и коттеджных поселков. Я еще раз с удивлением прислушалась к себе - где ж волны пожирающего меня адреналина?! Ничего подобного! "Я чувствую себя ангелом!" - сказала я в микрофон, не слыша своего голоса за гулом мотора и свистом ветра, но будучи уверенной, что Данила услышит меня в своих наушниках. Он удивленно оглянулся и засмеялся - "Что-то рановато!" Но это были слова, наиболее точно описывающие мое состояние на тот момент. Плавный полет, ощущение уютного спокойствия, и прекрасный мир под нами. На что же это еще похоже? Люди задирали головы и долго провожали нас взглядами. Мы смотрели на них сверху вниз в прямом и переносном смысле, их домики и дороги были каким-то другим, игрушечным миром, вполне симпатичным и милым... Отсюда сверху не заметны были ни их мусор и грязь, ни их проблемы и горести, и сами они казались совсем другими - не такими как мы тут, наверху.
"Я тебе что-то покажу, - услышала я в наушниках, - смотри!" Мы начали снижаться. Вдруг из-за кромки деревьев обнаружился бархатно-зеленый лужок, мы промчались над ним на высоте буквально пары метров и снова взмыли вверх... Мне хотелось плакать и смеяться одновременно…

Когда я начала прыгать через препятствия выше метра, я начала ощущать полет. Примерно на 120 см он стал уже вполне ощутимым, его можно было не угадывать, а осознавать. Направляя взволнованную лошадь на высокое препятствие, странно видеть его не под ногами, а прямо перед собой, и в момент отталкивания, когда из всех сил стараешься поймать правильное положение своего тела, чтобы не помешать лошади, вдруг пронзает мысль - взлетаем! Не "прыгаем", а именно "взлетаем!".... И уже, только сделав темп галопа после приземления, фиксируешь в сознании пережитое странное впечатление - почти секунду я чувствовала себя на спине не лошади, а какого-то летающего змея-горыныча.

«Я боюсь!» - радостно сказала мне Лизка, когда мы приехали «летать на воздушном змее». В следующую секунду она забралась в пассажирское кресло и нетерпеливо поглядывала по сторонам. В момент взлета она помахала мне рукой – я стояла на взлетной полосе и ловила их в объектив. Кто-то из пилотов удивленно спросил меня: «Она летит первый раз? Совсем не боится!» Я ответила: «Она уже шесть лет летает во сне на воздушном змее.»

Как-то в Архызе, когда я была там в конном походе, нас остановил перед Софийским перевалом сильнейший туман. «Облако пришло. Теперь отдыхать придется» - сказал наш проводник. Мы двое суток сидели на одном месте. Идти никуда было невозможно, не видно было пальцев вытянутой руки! Наши лошади паслись в долине, а мы сидели у костра, мокрые насквозь, и придавленные ватной пеленой, и только и могли слушать их фырканье, усиленное хорошей проводимостью звуков в тумане. К обеду второго дня видимость улучшилась метров до 3-х, и я пошла, все еще почти на ощупь, «погулять».Уйти оказалось можно не дальше 100м, тропа шла вниз, и облако клубилось там еще плотнее прежнего. Я постояла, не решаясь ступить в эту плотную молочную пену, потом залезла на большой камень рядом с тропой, и, свесив ноги вниз, наблюдала, как туман пожирает мои ботинки. Внизу была пустота, небо! Хотя я точно знала, что в десяти метрах подо мной - твердые камни. И все-таки, я топтала облако.
Кто бы мог подумать, что к такому же облаку, пришедшему к нам в гости на Кавказе, мне удастся нанести ответный визит в небо!

На облаке отражалась наша крылатая тень в радужном круге. Сегодня было потрясающе-красивое небо, и мы были в нем. Меня опять охватывала какая-то эйфория, гремучая смесь счастья и страха, когда мы ныряли от рвано-серой дымки вниз, и вдруг снова взмывали, и оказывались перед плотной стеной белых взбитых сливок, пронзали ее, находили узкую извилистую ложбинку, будто трещину в скалах – на сотню метров вверх и вниз, и по этому разрыву уносились из облака в ясное небо… Тучка ползла вверх, перемещаясь и трансформируясь под воздушными потоками, и мы упрямо гнались за ней, чтобы еще и еще раз воткнуть нос нашего змея в ее податливую сырую мякоть.
Лизка, прилетев «из облаков», гордо заявила мне «Мы поднялись почти на километр!» Глаза ее сияли неописуемым восхищением.

Наверное, ощущение полета – это не физическое чувство отсутствия твердой почвы под ногами, и не гордое осознание преодоления законов гравитации… Это чувство, которое фиксируется подсознанием или даже душой… И люди, испытавшие однажды его по-настоящему, уже навсегда становятся немножко другими… Как ангелы, смотрящие на бескрылых двуногих чуть свысока, и с нежной грустью о том, что те на земле…
сентябрь, 2006

Записки на парусине









В марине своя музыка звуков. Качается лес мачт, глухим стокатто перезванивают снасти. Тяжело шлепает вода снизу в доски мостков. То ли дошла волна от катерка, то ли невиданная рыбина скрывается там в темноте… Сверху из ресторана сквозь гомон голосов можно распознать вечное «Бессамэ» на электросинтезаторе. Мы возвращаемся на старую добрую «Глорию» после ночной прогулке по Барселоне – я, Арнольд Васильевич и Лизка. Настроение создано южной ночью, воспоминаниями прошлых походов, кружечкой пива…
Из порта доносится протяжный низкий гудок, который ни с чем не спутать. «Как провожают пароходы…» Торжественно-печальный бас мгновенно поглощает все звуки, будто замазывает тонкий карандашный рисунок густой гуашью. Лизка радостно восклицает:
- Ух ты! Вот бы так разок погудеть!
- Оглохнешь! - смеюсь я в ответ. Лизка тут же находится:
- Ну так в затычках!

Отходим из Барселоны.
Самое сильное впечатление от города – смелость Гауди. Когда человек создает шедевр внутри существующего стиля, это вызывает уважение и восхищение. Но создать СТИЛЬ! Вот это заявка. Интересно, что именно в этих каталонских краях жили и творили два гениальных психа – Гауди и Дали. Может, тут что-то в воздухе носится?
Гипертрофированный, концентрированный, сгущенный модерн. Домики, похожие на вылезшее из формы тесто, сломанные шишечки кипариса вместо крестов и шляпки мухомора вместо куполов. Непараллельность и невертикальность. Эльфийско-друидские ассоциации. Поплывшие линии, искривленное пространство. Если архитектура – это застывшая музыка, то творения Гауди – это звуки океана или джунглей.
Может, Саграду Фамилью достроят лет через 50-60? И Лизка свозит меня - старушку посмотреть на это чудо?


Вчера мы прошли 80 миль за 16 часов. Красота, когда в море такая погода! На высокой скорости качка не достает, лодка летит, режет волну и моя надоедливая морская болезнь отступает. Иногда мы шли по 8 узлов. Пересчитываю на сухопутный язык и не перестаю удивляться. 14,4км/ч. Скорость неторопливой велосипедной прогулки. Но на воде кажется, что мы летим! Мы мчимся! Киль гудит, натянуты туго паруса, нос яхты хищно бросается на волну…
Барашки мелькают вдоль борта, за кормой – гладкий след, будто утюгом разглаженное море. Такая синяя вода! Просто разведенная акварель. Кажется – наберешь в ладошку и увидишь цвет. А еще она густая. Вечером в кокпите оседает липкий соленый туман, и тело кажется влажным даже под одеждой, хотя вечером не жарко.
В 5 утра мы пришли в Росес и встали на временную стоянку, в марину нас пока не пустили. Перед рассветом ветер как будто выключили. В бухте полный штиль. Прозрачный горизонт и пустота вместо воды. Мяукают чайки. Все спят.


Спокойной ночи, мой любимый! Я скучаю по тебе. Сегодня был такой красивый день! Фантастические бухты, разломы и пещеры мыса Росес вызывают острое желание жить где-то здесь у моря с тобой…
Но я плыву вдоль, мимо этих сказочных мест одна. Мягкие пологие горы на горизонте и контрастные скалы, остро изорванные, будто вывернутые на изнанку древней вулканической деятельностью, движутся как театральные декорации вдоль лодки. Я в молчаливом восторге наблюдаю этот величественный природный спектакль. Вечернее солнце делает холмы плюшевыми и вырисовывает на фоне неба выразительные силуэты деревьев. Маленький поселок на горе вдруг становится из белого розовым.
Представлю-ка себе, что я сижу с тобой на носу, на теплой палубе среди вант и снастей, прислонившись к твоей спине щекой, ничего не делая и никуда не спеша… Как мне не хватает тебя!

Не все коту масленица.
Тяжелый холодный северный ветер налетает порывами, рвет морскую поверхность в жесткие клочья. Глория скрипит и стонет, вползая на волну и падая с нее, шлепаясь своим старческим телом о воду. Парус трепещет на неровном ветру, гасит ход. Мы медленно и мучительно продвигаемся вдоль скалистого берега.
Слепящее обжигающее солнце с контрастным душем ледяных соленых брызг мучают рулевого. Внутри каюты передвигаться почти невозможно, швыряет на углы и переборки. Пол-экипажа лежит пластом на койках и держится, чтобы не упасть.
Я сочувственно думаю о гребцах древнегреческих галер. Без навигации и карт они месяцами бороздили Средиземноморье, борясь со стихией с помощью условной тряпочки вместо паруса и деревянных весел. Я тут просто на курорте на своей узенькой коечке под действием таблетки от укачивания.
Утомленные солнцем, унесенные ветром, мы зашли в ближайший порт – последний на нашем пути испанский городок. Беззаботные служащие на заправке замахали на нас руками: «Мест нет, ни одного!» Мы обреченно развернулись – и снова - бешенный свист ветра, угрожающий лязг снастей и качка, качка, качка…
Уже в темноте мы вошли во французский порт Вендрес. Испания недружелюбно выдула нас со своей территории.



Всю дорогу из Марселя в Барселону сочиняю письмо тебе, систр.
Ух, какая разная бывает Европа! Гуляя по Марселю, я постоянно со смехом представляла – что было бы, если бы ты оказалась здесь, и это было бы твое первое впечатление. Да уж, твоя упрямая неприязнь к «загнивающему западу» упала бы на благодатную почву.
Я-то сложила свое представление о Европе в путешествиях по Баварии, Бретани и Нормандии, а эта южно-портовая Франция меня почти напугала. Помнишь, я как-то сравнивала Питер с замызганным и загаженным бархатным камзолом. Грустно и как-то …стыдно видеть грязищу и неопрятность в городе, где каждый дом-дворец. И твое отчаянное «Новосибирск – красивый город» тоже вызвало у меня грустное чувство. Новосибирск похож в этом ряду ассоциаций на советский серенький костюмчик из дешевой ткани. Но он хотя-бы аккуратненько застиран и заштопан и висит на плечиках.
А Марсель… Это, Леусь, белье пьяной портовой проститутки. Кругом острова с замками Монте Кристо, а в городе нестерпимо воняет прокисшей мочой и тухлой рыбой. Сплошь арабские лавчонки с ассортиментом образца черкизовского рынка 90-х годов. Какашки на брусчатке, кажется, не только собачьи. Бомжи и наркоманские личности лежат в жаркой пыли, протянув ноги через узкие тротуары. Кругом какой-то вечный дорожный ремонт, а в домах с выбитыми окнами мило сушатся розовые колготки и простыни в цветочек.
И это мы не выходили за пределы квадрата, обозначенного на карте как центр города. Это все мы увидели, гуляя от Кафедрального Собора к Триумфальной Арке.

Хорошо, что день до Марселя мы постояли на островах. Там были скалы цвета сливочного мороженного, лазурные лагуны и древние крепости. Я опять «летала» в прозрачной воде с маской и трубкой. В Средиземном море, конечно, не такой аквариум как в Красном, но зато потрясающий рельеф дна – разломы, ступеньки, пещерки из белоснежного известняка.
Я очень хотела бы чтобы твое знакомство с Европой было бы больше похоже на этот остров, чем на Марсель.
И вот я в дороге. Наконец-то меня настиг тот самый вынужденный «день в поезде». Сначала я расстроилась, что мне придется потратить целый день отпуска, и без того короткого и скоротечного, в электричках, но потом вспомнила про «железнодорожную скуку». Правда, это не совсем то что ты имела ввиду, так как мне придется делать 3 пересадки в условиях этих информационных головоломок на испанском и французском языках. И расслабиться мне позволительно только на пару часов, когда я сажусь в очередной поезд и, убедившись, что едем мы туда, куда надо – я достаю книжку или блокнот с заметками. Но для меня и это много. Ты же знаешь, я вечно куда-то несусь и жадничаю до времени.
Одиночество и отстраненность усугубляется еще и полной изоляцией из-за непонимания языка. Это, кстати, мое отдельное наблюдение. Когда в марине на стоящей в метре от нас яхте раздаются пьяненькие голоса французов, и их радио играет какую-то французскую попсу, я с радостью отмечаю про себя, что это не русская речь. Как было бы трудно отдыхать под какой-нибудь развязный треп вперемешку с беззлобными матюками, а представить еще и какое-нибудь «радио-динамит» - и все, отдых испорчен. То же в поезде. Бог знает, о чем лениво переговариваются парни на соседнем сидении. Уж вряд-ли о нюансах творчества Дали или истории Каталонии. Но мой мозг отдыхает.
Вообще, я устала путешествовать одна. Не хочу больше сама состыковывать все эти пересадки, искать платформы и разбираться в расписаниях, общаться с англо-не-говорящими испанскими кассиршами и таскать 20-килограмуовую сумку. (Она, конечно, на колесиках, но лестницы, переходы – ужас!)
Не хочу больше отвечать за себя сама. Хочу покорно и глупо положиться на умного и сильного мужчину, и пусть на его совести будет, каким способом и в какую сторону мы перемещаемся в пространстве. И ведь и мужчина такой есть! Почему же я опять одна?!
Почему я сижу в потрясающей бухте в своем новом красивом купальнике совершенно одинешенька, и только облизываюсь на воркующие парочки Вяча с Наташкой и Митьки с Татьяной? :)
Потому что дура какая-то. Наверное, пока для меня не станет естественным НЕ ЕХАТЬ в отпуск, когда мой мужчина готовится к экзамену, я так и буду упрямо сама таскать свою сумку.
Зато… когда мы целовались в домодедовском аэропорту в 7 утра, я чувствовала себя самой счастливой женщиной всей Европы, а может, даже Земли.
июль 2007